— Да. Дело вот в чем… — повторил Быков. — Скажите, Акимов, вы… Вы ведь работали над системой около двух лет, так?
— Так, — согласился Акимов.
— Сложное это дело — тонкое программирование?
Тонкое программирование «мозга» нового типа потребовало
строжайшей изоляции места работы от всех внешних влияний. Поэтому работы пришлось проводить не в исследовательском центре, а здесь, вдали от крупных предприятий, от мощных линий силовых передач, от шума и гула большого города, в изостатических помещениях на глубине пятидесяти метров под холмом с пластмассовым колпаком. И поэтому Акимов провел здесь два года почти безвыездно, в напряженной ювелирной работе.
Но Акимов не стал говорить об этом Быкову. Он сказал только:
— Да, довольно сложное.
— Чем вы думаете заниматься дальше? — спросил Быков. Акимов неохотно сказал:
— Буду работать в Новосибирском университете. Нельзя тратить по два года на каждую систему. У нас с Сермусом есть кое-какие идеи. Программирование программирования.
У них были «кое-какие идеи», и эти идеи очень увлекли их: рассчитать криотронные кристаллизаторы, выращивать готовый, запрограммированный «мозг»… привлечь к этому делу математиков, физиков, в первую очередь «гения кибернетики» профессора Сунь Си-тао из Кайфына. Но он не стал говорить и об этом.
Впрочем, Быков не настаивал. Он помолчал, побарабанил пальцами по подлокотнику и с трудом произнес:
— Дело, собственно, в том, что… Да. Видите ли, две недели назад наш кибернетист сломал позвоночник. Спортивные игры, несчастный случай. Да. Он лежит в госпитале… Говорят, он уже никогда не сможет летать.
«Турболет улетает через полтора часа», — подумал Акимов. И вдруг он понял, о чем говорит Быков.
— Сломал позвоночник? — спросил он. — И никогда уже не сможет летать?
Быков кивнул, не поднимая глаз:
— Никогда. А мы стартуем через неделю.
Тогда Акимов вспомнил ночь, многие ночи, яркий спутник «Цифэй» над горизонтом. И маленькую, хрупкую Нину, которая так счастлива, что они будут вместе и навсегда.
— Я понимаю, — сказал Акимов.
Быков молчал, глядя себе в колени.
— Я понимаю, — сказал Акимов. — Я тоже кибернетист. Вы хотите, чтобы я…
— Да, да, — сказал Быков. — Мы стартуем через неделю. У нас совсем нет времени… Да, конечно. Я тоже понимаю, это тяжело. Шесть лет туда и шесть обратно… И большой риск, конечно… Только… — Он растерянно взглянул на Акимова. — Вы понимаете, экспедиция немыслима без кибернетиста.
Акимов медленно поднялся.
— Что касается работы, — поспешно заговорил Быков, — пожалуйста. Вы можете работать во время рейса. Книги, микрофильмы, консультации… У нас есть отличные математики… Я понимаю, это слабое утешение, но…
Не год, не два, а двенадцать. Это будет двенадцать лет без Нины.
Акимов не знал, как он скажет ей. Он знал только, что в его глазах сейчас то же выражение мучительного напряжения, какое он видел сегодня в глазах Быкова.
Он повернулся и пошел к двери. На пороге он обернулся и сказал с горьким удовлетворением:
— Вы, оказывается, совершенно обыкновенный человек.
Быков стоял лицом к прозрачной стене, глядел на серое небо и думал: «Сколько лет говорили и писали о конфликтах между чувством долга и тягой к личному счастью. Но кто говорил или писал о человеке, который заставлял сделать выбор?»
1
«Тестудо» остановился перед шлагбаумом. Шлагбаум был опущен, над ним медленно мигал малиновый фонарь. По сторонам уходили в темноту ажурные решетки металлической ограды.
— Биостанция, — негромко сказал Беркут. — Давайте выйдем.
Полесов выключил двигатель. Когда они вылезли, фонарь над шлагбаумом потух, и вдруг густо взревела сирена. Иван Иванович вздохнул полной грудью и сказал, разминая ноги:
— Сейчас кто-нибудь прибежит и станет уговаривать не рисковать жизнью и здоровьем. Для чего мы здесь остановились?
Метрах в тридцати справа от шоссе в теплом сумраке смутно белели стены старых коттеджей. Через бурьян вела узкая тропинка. Одно из окон осветилось, стукнула рама, кто-то сиплым голосом осведомился:
— Новокаин привез? — И, не дожидаясь ответа, добавил сварливо: — Сто раз я тебе говорил — останавливайся подальше, не буди людей!
Снова стукнула рама, и стало тихо.
— Гм!.. — хмыкнул Иван Иванович. — Ты привез новокаин, Беркут?
Возле коттеджа появился темный силуэт, и прежний голос позвал:
— Валентин!
— Он нас, видно, с кем-то путает, — сказал Иван Иванович. — Так что же, будем отдыхать? Может быть, поедем дальше?
— Нет, — сказал Полесов.
— Это почему же — нет?
На тропинке зашумел бурьян, меж стволов сосен замелькал огонек папиросы. Огонек описывал замысловатые кривые, рассыпая длинные струи гаснущих искр.
— Сначала разведка, — сказал Полесов.
Человек с папиросой продрался наконец через бурьян, вышел на шоссе и сказал:
— Проклятая крапива! Ты привез новокаин, Валентин? Кто это с тобой?
— Видите ли… — снисходительно начал Иван Иванович.
— Дьявол! Это не Валентин! — удивился человек с папиросой. — А где Валентин?
— Представления не имею, — сказал Иван Иванович. — Мы из ИНКМ.
— Из… ага, — сказал незнакомец. — Очень приятно. Вы извините, — он стыдливо запахнул халат, — я несколько неглиже. Начальник биостанции Круглис… — представился он. — Но я думал, что приехал Валентин. Значит, вы геологи?
— Нет, мы не геологи, — мягко возразил Беркут. — Мы из Института неклассических механик. Мы физики.
— Физики? — Биолог бросил папиросу. — Позвольте… Физики? Так это вы едете в эпицентр?
— Совершенно верно, — подтвердил Беркут. — С вашего разрешения, это именно мы едем в эпицентр. Разве вас не предупредили?
Биолог перевел взгляд на исполинскую черную массу «Тестудо». Затем он обошел Беркута, приблизился к машине и похлопал ладонью по броне.
— Дьявол! — сказал он с восхищением и завистью. — Танк высшей защиты, да? Черт… Везет вам, физикам. А я бьюсь второй год и не могу получить разрешение на глубокую разведку. А мне она нужна позарез. Я бы там… Слушайте, товарищи, — проговорил он унылым голосом, — возьмите меня с собой. Что вам стоит, в конце концов?
— Нет, — сразу ответил Полесов.
— Мы не имеем права, — мягко сказал Беркут. — Нам очень жаль…
— Понимаю, — буркнул биолог и вздохнул. — Да, меня предупредили. Только я не ждал вас так скоро.
— До Лантанида нас подбросили по воздуху, — объяснил Беркут.