— Ага! Значит, это охотничьи трофеи, — догадался Вася.
— А как же эти звери отдавали свое мясо вашему роду? — спросил он, стараясь подражать оборотам речи старейшего.
— Охотник приходил сюда со старейшим в роде и чертил на стене священный знак, — ответил старик, видимо, удивляясь, что Вася не знает такой простой вещи. Тогда к нему выходил зверь, и охотник уговаривал его накормить род. Иногда зверь соглашался, иногда нет. И тогда умирал охотник. Теперь ты должен начертить священный знак на этой скале.
Вася всмотрелся. Большая часть скалы была покрыта множеством изображений какого-то четвероногого. Эти рисунки напоминали детскую мазню, но все же в них можно было признать изображение животного. Очевидно, художник наносил рисунки просто пальцем, макая их в черную, красную и белую краски.
«Ну, если дело только в этом, — обрадовался про себя мальчик, — то я смогу нарисовать и получше. Но где взять краску?»
Один из охотников, вся грудь которого была покрыта страшными шрамами от когтей зверя, как будто угадав затруднение Васи, вытащил из-за своего мехового пояса маленькую мозговую кость с растертой в ней краской.
Вася обмакнул в нее палец и, поднявшись на цыпочки, занялся рисованием, стараясь подражать рисункам, находящимся у него перед глазами. Закончив свою работу, он отошел в сторонку, критически осмотрел свое творение и, ожидая одобрения, горделиво потупился. Но охотники молчали, как будто ожидая еще чего-то.
«Наверное, я что-то не так сделал», — подумал Вася и вопросительно взглянул на старика.
— Ты только вызвал дух великого зверя, — сказал старейший. — Теперь надо его убить.
«Фу! Как это я забыл! — чуть не воскликнул вслух мальчик. — Ведь я же читал про колдовские обряды первобытных людей. Они верили, то есть, верят, что для удачной охоты надо пронзить копьем изображение зверя. Сделаю это. Авось, они ободрятся».
И, взяв из рук охотника копье, Вася острием наконечника перечеркнул свой рисунок.
Неистовый, хриплый лай Дозора, слившийся с диким ревом какого-то зверя, оглушил мальчика. В испуге он обернулся. Откуда-то из бокового хода, преследуемый собакой, появился большой косматый медведь. Увидя людей, он поднялся на дыбы. Злобно сверкали налитые кровью маленькие глазки. С морды клочьями падала пена. Вася почувствовал, что у него похолодело в животе. Мощным ударом лапы медведь отбросил Дозора с такой силой, что пес, перекувыркнувшись через голову, отлетел как мяч к стене пещеры и, стукнувшись об нее, жалобно заскулил.
Медведь приближался к людям. Рычащая косматая морда была уже так близко, что мальчик ощущал горячее, шумное дыхание зверя. Однако тот медлил. Его глаза были устремлены на горящую в руках охотника сосновую ветку.
— Огонь! Все звери боятся огня!
Вася схватил сразу две большие сосновые лапы, торопливо прижег их и, зажмурясь, ткнул почти в самую морду зверя. Страшно рявкнув, зверь отступил.
— Ага! Не нравится! — воскликнул Вася, сразу ободрившись. — Наступайте, дяденьки! Жгите его хорошенько!!!
Не столько слова, сколько пример, поданный мальчиком, возымел свое действие. Охотники хлестали горящими ветками обезумевшего медведя, и в его рычании уже звучала не столько ярость, сколько страх. Сразу в нескольких местах задымилась его длинная шерсть. Медведь метался по пещере, преследуемый осмелевшими, почуявшими желанную добычу охотниками.
Ловко прицелившись, охотник с грудью, изуродованной шрамами, воткнул копье в глаз зверя. Окривевшее животное бросилось на него и ударом лапы сорвало с его головы часть кожи, вместе с ухом и волосами.
Обливаясь кровью, раненый медведь, шатаясь, сделал несколько шагов в сторону и упал. Охотники, забыв свой первоначальный, почти суеверный страх, наносили зверю меткие удары копьями, бросали большими камнями, ловко увертываясь от ответных бросков медведя.
Скоро медведь был ослеплен полностью и уже не мог сопротивляться. Он лежал на полу пещеры, вздрагивая от наносимых ему ударов, слегка подергивая большими лапами. Васе он уже внушал не страх, а жалость.
Своим кремневым ножом старейший с трудом проткнул медведю горло. Алым фонтанчиком брызнула кровь. Неожиданная охота закончилась победой людей.
С видимым наслаждением изголодавшиеся, измученные охотники пили теплую дымящуюся кровь. Потом старейший, смочив в ней палец, начертил на лбу Васи какой-то знак и сделал такую же метку над рисунком, изображенным мальчиком на скале. Только выполнив этот обряд, старик подошел к пострадавшему в схватке с медведем охотнику. Тот еле дышал. Лицо его стало синевато-белым. Резко заострились нос и подбородок. По мускулистому телу пробегали легкие судороги. Они становились все реже и слабей. Наконец, он вздрогнул всем телом, вытянулся и остался недвижим.
Любовной рукой старик опустил веки на остановившиеся глаза умершего и подал охотникам знак. К великому изумлению Васи, те положили на бок тело, согнули ему ноги в коленях и руки в локтях, придав ему позу спящего. В этом положении они связали его снятыми с себя полосками шкур.
— Так ему будет удобнее отдыхать, — пояснил старейший. Дозор, с аппетитом вылизывавший лужу медвежьей крови, подошел к трупу охотника, сел возле него и вдруг протяжно, по-волчьи, завыл.
Печальная процессия медленно подвигалась к жилищу людей. Четверо мужчин на сплетенных из веток носилках несли тело охотника. За ними шли остальные, сгибаясь под тяжестью обильной добычи.
Скорбным молчанием встретило их население пещеры. Только самые маленькие, не обращая ни на что внимания, тянулись ручонками к большим кускам сала и мяса. Остальные как будто забыли о давно терзавшем их голоде.
Женщины, окружив опущенные на траву носилки, с суеверным страхом смотрели на изуродованную голову покойника. Мужчины углубляли яму, вывороченную корнями дуба, поваленного грозой.
Вася наскоро посвятил своих товарищей во все подробности приключения, происшедшего с ним в пещере, и теперь наслаждался заслуженным отдыхом. Потом их внимание переключилось на погибшего охотника, и они вместе со всеми стали наблюдать за подготовкой к похоронам.
Старые женщины натирали тело покойного густым слоем красной охры, заменяя этим отсутствие праздничной одежды. Украшали его связками раковин, костяных бус. Не столько печаль, сколько страх перед таинством смерти выражались в каждом их жесте и взгляде.
Затем мужчины взяли украшенное тело и в том же согнутом положении, придававшем покойнику вид спящего, опустили в могилу. Рядом с трупом было положено копье, кремневый нож и по куску сала и мяса. Затем все члены рода стали руками забрасывать могилу землей, пока на месте ямы не образовался небольшой холм.
— Знаете что? — сказал Вася, отозвав в сторону Валерика и Кюльжан. — Теперь самое время нам отсюда исчезать. После того, что случилось в пещере, они совсем вообразят, что я колдун. Ведь надо же было случиться такому совпадению, что Дозор в это время выгнал на нас медведя.
— Куда же мы теперь направимся? — спросил Валерик.
— Туда, где люди уже занимаются земледелием, — быстро сказала Кюльжан. — Если бы вы, мальчики, знали, как мне хочется съесть хоть маленький кусочек хлеба!
— Значит, ты хочешь попасть в следующую ступень родового строя, — сделал вывод Вася. — Кстати говоря, именно женщинам принадлежит заслуга открытия пользы земледелия.
— Ну, это уж ты слишком, — запротестовал Валерик, в котором, видимо, проснулось мужское самолюбие.
— Ничего не слишком. В истории ясно об этом сказано. Мужчины первобытно-общинного строя занимались сперва преимущественно охотой, а женщины — сбором разных дикорастущих злаков. Отсюда один шаг до того, чтобы сообразить, что чем искать эти злаки наугад, лучше посадить их семена в определенном месте и пользоваться урожаем. Мы с вами находимся сейчас в таком месте, где природные условия затрудняют развитие земледелия, но если очутиться где-нибудь южнее, скажем, в том месте, где у нас Киевская область, там уже будет самый настоящий матриархат. Это мы ведь еще в пятом классе проходили.
— Помню, — сказал Валерик. — Это когда во главе рода стоят женщины.
— Вот именно. И сейчас мы с вами увидим, как они управлялись со своими обязанностями. Возражений нет? Принято единогласно. Значит, мы отправляемся в поздний неолит[8].
Широкий степной простор расстилался теперь перед путешественниками. В легких золотисто-розовых облачках медленно спускалось к горизонту солнце. Кружевно-белые гроздья медуницы испускали сладкий аромат. Из высоких степных трав приветливо глядели васильковыми глазками цветы дикого цикория, белели звезды ромашек, алели головки маков.
Кюльжан, вся розовая в свете вечерней зари, восторженно запела:
