Он замешкался, оглядывая безмолвную комнату, медленно качая головой.
«Все эти книги, – думал он, – осадок интеллекта планеты, объедки верхоглядов, рукава от жилетки, компот из артефактов, – они не смогли спасти человечество от гибели».
Его башмаки заклацали по темным плиткам, устилающим пол. Он пошел налево, где начинались полки. Взгляд скользил по табличкам между стеллажами. «Астрономия», прочел он. Та-ак, книги о небесах. Прошел мимо. Небеса его не интересовали. Тяга к звездам умерла вместе с человечеством. «Физика», «Химия», «Инженерное дело». Миновав эти стеллажи, он вошел в главную читальню Научного зала.
Остановившись, Невилл поднял глаза на высокий потолок. Над головой тянулись два ряда мертвых светильников, а сам потолок членился на большие квадратные выемки, каждую из которых украшало что-то вроде индийской мозаики. Свет утреннего солнца просачивался сквозь грязные окна; в лучах роились пылинки.
Он взглянул на вереницу длинных деревянных столов, перед которыми в одну линию выстроились стулья. Кто-то очень аккуратно расставил их по местам.
«В день закрытия библиотеки, – подумал он, – какая-нибудь сотрудница, старая дева, обошла комнату, пододвинув каждый стул к соответствующему столу. Любовно, с прилежной аккуратностью, которой только и выделялась среди прочего персонала».
Он стал думать об этой призрачной даме. Умереть, так и не узнав неистовой радости и заботливой ласки, которую даруют объятия любимого. Погрузиться в это отвратительное забытье, а потом – в смерть и, возможно, вернуться к бессмысленным, омерзительным скитаниям по земле. Не изведав, что такое – любить и быть любимой.
Трагедия пострашней превращения в вампира.
Невилл покачал головой.
«Ладно, хватит, – сказал он себе, – у тебя нет времени на слезливые фантазии».
Он скользил мимо стеллажей, пока не добрался до «Медицины». Вот то, что ему нужно. Он читал название за названием. Книги по гигиене, по анатомии, по физиологии – общей и отдельных органов, по практической медицине. Дальше – литература по бактериологии.
Он вытащил пять книг по общей физиологии и еще несколько – о крови. Положил их стопкой на один из запыленных столов. Взять что-нибудь по бактериологии? Минуту он простоял, нерешительно глядя на клеенчатые корешки.
Потом пожал плечами. Какая, собственно, разница? Лишний пяток книг не помешает. Он вытянул первые попавшиеся книги со стеллажа и добавил их к стопке. Теперь на столе было с дюжину книг. Для затравки хватит. Он рассчитывал еще вернуться сюда.
Выходя из Научного зала, он покосился на часы над дверью.
Красные стрелки застыли на четырех двадцати семи. Невилл задумался, какого же числа это случилось. Спускаясь по лестнице с охапкой книг, он все думал, в какой же момент остановились часы. В четыре двадцать семь утра или дня? Ясно было или пасмурно? Находился ли кто-то в библиотеке, когда они встали?
Роберт Невилл раздосадованно передернул плечами.
«Господи ты боже мой, какая разница?» – спросил он себя. Его начинала раздражать эта крепнущая в нем ностальгическая зацикленность на прошлом. Он знал, что это слабость – слабость, которую он вряд ли может себе позволить, если намеревается остаться в живых. И все же то и дело ловил себя на долгих раздумьях о подробностях минувшего. Никак не мог с собой совладать. И все сильнее сам на себя злился.
Открыть массивные двери центрального входа изнутри тоже не удалось – замки надежные. Пришлось снова лезть тем путем, которым он вошел, – через разбитое окно. Вначале пошвырял на тротуар книги, одну за другой, а потом прыгнул сам. Отнес книги в машину, сел за руль.
Уже запустив мотор, он заметил, что припарковался у красной бровки, к тому же улица с односторонним движением, а капот смотрит в сторону, противоположную разрешенной. Невилл огляделся по сторонам.
– Полицейский! – услышал он собственный вскрик. – А если полицейский…
Целую милю он безудержно хохотал, сам удивляясь, почему ему так смешно.
Невилл отложил книгу. Он снова взялся читать о лимфатической системе, смутно припоминая что-то подобное, прочитанное несколько месяцев назад, в пору его «помешательства», как Невилл теперь называл тот период. Но тогда прочтенное не оставляло в памяти никакого следа, знания не находили практического приложения.
А теперь казалось, что это возможно.
Тонкие стенки кровеносных капилляров позволяют плазме вместе с клетками крови – красными и бесцветными – просачиваться в ткани. Эти потерянные кровеносной системой вещества со временем возвращаются в нее через лимфатические сосуды – их приносит водянистая жидкость, называемая лимфой.
На обратном пути в кровеносную систему лимфа проходит через лимфатические узлы, в которых течение прерывается. Из лимфы извлекаются твердые частицы – отходы обмена веществ, что предотвращает их попадание в кровь.
Теперь главное.
Работу лимфатической системы активируют два фактора: а) дыхание, заставляющее диафрагму давить на содержимое брюшной полости, нагнетающее кровь и лимфу вверх по организму, вопреки гравитации; б) физическая нагрузка, благодаря которой скелетные мышцы сдавливают лимфатические сосуды, вынуждая лимфу течь. Замысловатая система клапанов полностью исключает вероятность того, что лимфа вдруг потечет в обратную сторону.
Но вампиры не дышат – точнее, не дышат те из них, кто мертв. Грубо говоря, это означает, что их лимфатическая система наполовину отключена. Отсюда также следует, что в организме вампира оседает значительная часть отбросов его жизнедеятельности.
Тут Роберту Невиллу вспомнилось, как воняют вампиры.
Он продолжил чтение.
«…Бактерии попадают в кровеносную систему, где…
…Белые тельца, имеющие жизненно важное значение для нашей защиты от бактерий…
…Яркий солнечный цвет быстро убивает очень многих микробов…
…Многие бактериальные заболевания человека могут распространяться механическим путем, благодаря переносчикам – мухам, москитам…
…Где, в ответ на натиск бактерий, фабрики фагоцитов выбрасывают в кровеносную систему дополнительные бактерицидные клетки…»
Он уронил книгу на колени. Та соскользнула по ногам и стукнулась о ковер.
Сопротивляться становилось все труднее и труднее, поскольку, какую бы книгу он ни начинал читать, везде фигурировала взаимосвязь между бактериями и порчей крови. Но он же с самого начала откровенно презирал всех, кто когда-то до смертного часа отстаивал бактериальную теорию и глумился над россказнями о вампирах.
Невилл встал, смешал себе коктейль. Но бокал остался нетронутым, а сам он застыл перед баром. Медленно, ритмично, колотил правым кулаком по верхушке бара, глаза мрачно уставились в стену.
Микробы.
Он скорчил гримасу.
«Ну, ради бога, – устало прикрикнул он сам на себя, – это слово что, кусается?»
Он набрал в грудь воздуха.
«Ладно, – приказал он себе, – микробы так микробы. Есть ли хоть какие-то основания утверждать, что микробы ни при чем?»
Он отвернулся от бара, как будто мог так же легко отвернуться и от вопроса. Но вопрос не книжка, на полку его не положишь. Куда бы ты ни шел, он последует за тобой.
Невилл сидел на кухне, глядя в чашку с дымящимся кофе. Микробы. Бактерии. Вирусы. Вампиры.
«Почему я так противлюсь этой теории? – спросил он себя. – Что это, простое упрямство, дух противоречия – или предчувствие, что если дело в микробах, то проблема окажется мне не по плечу?»
Он не знал ответа. И поэтому избрал новую тактику – тактику компромисса. Зачем отбрасывать какую-то одну теорию? Не факт, что они взаимоисключающие. «Да царит здесь взаимотерпимость и взаимосвязь».
Может быть, разгадка тайны вампиров – именно бактерии.
И тут его словно сбило с ног океанской волной.
Он, как тот маленький голландский мальчик, затыкал пальцем отверстие в плотине, закрывая доступ морю здравого смысла. Да, он сидел на плотине, согнувшись в три погибели, вполне довольный своей твердокаменной теорией. А теперь распрямился, выдернул палец. Море ответов уже хлынуло сквозь дырку.
Чума распространилась очень быстро. Могло ли это произойти, если бы ее разносили только вампиры? Разве их ночная охота могла настолько ускорить процесс?
Он вздрогнул: ответ пришел нежданно. Только бактериальная гипотеза может объяснить фантастические темпы чумы, то, что количество ее жертв росло в геометрической прогрессии.
Невилл отпихнул чашку с кофе. Его мозг развивал одновременно дюжину различных идей.
К эпидемии были причастны мухи и москиты. Они разносили болезнь, позволив ей буквально облететь весь мир.
Да, бактерии объясняют многое: то, что днем вампиры не выходят наружу. Микробы вводят их в кому, чтобы уберечься от солнечных лучей.
Новая мысль: а что, если именно бактериям обязан своей силой настоящий вампир?
По его спине пробежала дрожь. Возможно ли, чтобы один и тот же микроб убивал живых и давал энергию мертвым?
