Эскадра приняла уход Рейнеке с облегчением. Что вдвойне удивительно, сам вице-адмирал был доволен.
С возрастом он стал сентиментален, насколько сантименты вообще могут быть свойственны «военной косточке», отягченной скверным характером. Закоренелый холостяк, не имея детей, всю любовь, таившуюся в мохнатом сердце Кровопийцы, Фридрих Рейнеке отдал Анне-Марии, своей племяннице, а позже — маленькой Регине.
Отблеск этих чувств падал и на капитана ван Фрассена. Честно говоря, капитан не знал: радоваться ему или опасаться? Это блестит краешек солнца на закате — или зарево пожаров на горизонте?
Он тронул сенсор приема.
— Здравия желаю, господин вице-адмирал!
— Без чинов, мой мальчик, — зарокотал в кабине могучий бас адмирала. — Попросту, по-семейному. Я уже в курсе всего, что случилось с нашей дочерью…
Нашей, отметил ван Фрассен. Нашей, значит, дочерью.
— И вот что я тебе скажу. — В адмиральском басе прозвенела сталь.
2
Сегодня их учили такому, такому! Регина чуть не прыгала от нетерпения. Когда же приедут мама с папой?! Она должна им рассказать! Сегодня их учили ПИСАТЬ ОТ РУКИ! Это как читать, только наоборот. Нет, не задом наперед, а… Ну, когда читаешь, слова из голокнижки забираются к тебе в голову и начинают там жить. А когда пишешь — ты сама эти слова делаешь!
Регина и не знала, что так можно.
Она привыкла, что слова надо говорить. Уником или интакт-центр их записывает, а потом можно хоть слушать, хоть читать буквами. Можно еще отправить кому-нибудь. А мама умеет диктовать молча. Даже губами не шевелит. У нее эти… голосительные связки работают. Уником их чувствует и все записывает, как если б мама вслух говорила. Регина, когда вырастет, тоже так научится. Это все взрослые умеют.
Но писать от руки — совсем другое дело!
Учитель Альбрехт походил на летний одуванчик: сам тоненький, как стебелек, а голова большая, круглая и в белом пуху. Это потому что он совсем старенький. Линда сказала, ему сто четырнадцать лет! На стене в классе висел экран. Не голография, а настоящий, как в древности. Большущий — на всю стену! Только экран ничего не показывал. Учитель Альбрехт вытащил из кармана пиджака блестящую палочку, из нее выскочил зеленый лучик, и этим лучиком учитель быстро-быстро вывел на экране:
«Сегодня мы будем учиться писать».
Буквы были непривычные, не такие, как в книжках. Но Регина все равно прочитала. И другие «лебедята» тоже.
— Как вы это сделали, учитель? — пискнул маленький Карл.
— Я это написал. Смотрите, показываю медленно.
И он стал аккуратно выводить на экране лучиком букву за буквой. Теперь получалось почти как в книжке. А потом из парт выехали блокноты — плоские экранчики. Вроде того, что на стене, только маленькие. Учитель раздал световые карандаши и рассказал, как правильно писать буквы и складывать их в слова.
— Буквы вы знаете и читать умеете. Так что все просто. Надо по буковке скопировать слова к себе в блокнот. Скоро вы научитесь писать сами, что захотите, а пока перепишите то, что видите на доске.
Регина сразу поняла: это как рисовать! Только рисовать надо не картинки, а буквы. Поначалу у нее ничего не получалось. Буквы выходили похожими на каракатиц из «Терракотовой бездны». Регина чуть не расплакалась. Но быстро вспомнила, что обещала учиться лучше всех, — и очень-очень рассердилась. На себя, неумеху. «Инити-финити-крамс!» — прошептала она и снова взялась за карандаш. Волшебные слова помогли, хотя и не сразу. К концу урока Регина написала в блокноте все, что было на экране, который учитель Альбрехт почему-то называл «доской».
Учитель посмотрел, что у кого получилось, и остался доволен. Регину он даже похвалил! Остальных, правда, тоже… Регина была очень гордая. Из блокнота она переписала все слова в свой коммуникатор — чтобы показать маме с папой. Дождаться бы их! Ну почему время тянется, как резинка?!
После обеда они с дядей Фердинандом, который учитель Гюйс, и еще с одной красивой тетенькой — учительницей Турман — играли в «испорченный коммуникатор». Отдельно — телепаты, отдельно — эмпаты. Почему их разделили, Регина не знала, но ломать голову над этим не захотела: играть было весело! Вместо того чтобы говорить слово, они его думали. И не просто думали, а прямо в голову тому, кто сидел рядом. Чтоб другие не подслушали. Как услышишь слово в голове — надо думать его следующему. А последний думает для всех.
И так по кругу.
Поначалу у Регины не получалось думать в голову соседу. Ее все слышали и хихикали. Но тут она вспомнила, как писала световым карандашиком, и представила: у нее в голове есть такой карандашик, и луч из него идет в голову Карлу, чуть выше смешно оттопыренного уха.
— Ай! — вскрикнул Карл. — Колется!
Регина тут же сделала лучик мягким, как молодая травинка, и Карл больше не ойкал. Зато все правильно услышал, а кроме него — никто. В конце занятия (оказывается, это тоже было занятие, а не игра!) дядя Фердинанд сказал, что в следующий раз они будут думать не слова, а целые мысли. И со временем научатся так разговаривать. Все сразу захотели думать целые мысли и подняли ужасный шум. Но дядя Фердинанд — то есть учитель Гюйс — сказал, что на сегодня хватит.
— А вы что загадывали? — спросила Регина у Линды, когда они возвращались в свою комнату.
— Разное.
— Про что разное?
— Что кушать хочется. Что боишься, только понарошку. Что тебе весело…
— Словами?
— Нет. Мы эмпаты, — в голосе Линды мелькнула странная, чуточку обидная для Регины гордость, — нам слова не нужны. Ну, разве что немножко. Если ты очень громко думаешь, я слышу.
— Ну да. Я и забыла… А мы слова загадывали! А в следующий раз…
Тут у Линды затилибомкал уником, Регину обдало восторгом — и подруга, крикнув: «Мне письмо!» — вихрем умчалась в парк. Наверное, хотела уединиться с заветным письмом. Регина немножко позавидовала и твердо решила попросить папу, чтоб писал ей письма со своего корабля.
Пусть пишет от руки.
Забравшись на кровать, девочка заново переживала сегодняшний день. Ее распирало от желания поскорее все рассказать папе с мамой. Так увеличивается в размерах воздушный шарик, который надувают без конца. Когда же родители приедут?! Не выдержав ожидания, Регина вылетела из комнаты и на одной ножке поскакала в парк — искать подругу. Если прямо сейчас ни с кем не поделиться, она просто лопнет!
Линда обнаружилась в дальнем конце парка. Сидя на скамейке, вкопанной у пруда с золотыми рыбками-семихвостами, она в десятый, наверное, раз перечитывала письмо.
— Что пишут? — по-взрослому поинтересовалась Регина.
— Они взяли билеты на корабль! Лайнер «Гордость Хиззаца», 1-й класс!
Регину накрыло облаком искрящейся, звонкой радости. Парк превратился в хрустальный стакан, где плещется лимонад с веселыми пузырьками. Вокруг, купаясь в солнечных лучах, запрыгали серебряные колокольчики. Девочке сразу расхотелось говорить о занятиях. Рядом с Линдой было так здорово!
— А еще у меня скоро будет маленький братик…
Линда вдруг замолчала. И вся радость куда-то делась. Только что была, и нету! Регина в растерянности заморгала. Что случилось? Линда улыбалась по-прежнему, но радость не возвращалась. Эй, радость? Ты куда делась?! Регина чувствовала себя обманутой. Словно ей показали мороженое, дали один-единственный разочек лизнуть — и забрали. Спрятали! Это Линда свою радость спрятала! Ей что, жалко поделиться?
Жадина!
Регина подумала это очень громко, даже чуть вслух не сказала. Но Линда ничего не заметила.
— …а еще они везут мне ушанку!
— Ушанку?
— Это такая зверюшка с Террафимы, с большими ушами.
Линда изобразила руками большущие уши, наморщила нос — вот, мол, как ушанка выглядит — не удержалась и прыснула. Только Регине было не до смеха. Внутри ее что-то начинало бурлить, как каша в автоповаре. Радость пряталась здесь, рядом. Так разбойники в сказках прячут клады, но смелые мальчики и девочки их все равно находят!
