Дмитрий вздохнул. Он всегда принимал невероятные законы времени и пространства и всегда беспомощно пытался хоть что-нибудь в них понять.
— А теперь приготовьтесь к самому невероятному, хотя я всегда избегаю этого слова.
— Я тоже стараюсь избегать, — сказал Дмитрий. — Вернее, старался…
— Так вот. Если «Двина» прошла с другой стороны, чем я, от центра Сферы, она прилетела на Третью Бениты через двадцать тысяч лет, но в минусовом варианте!
— В минусовом, — совсем тихо повторил Дмитрий. — То есть.
— Да-да! Двадцать тысяч лет назад. Провалилась в угольную яму времени. В прошлое. За несколько земных месяцев «Двина» ушла на двадцать тысячелетий назад, побывала на планете, вернулась обратно в своем, изолированном времени, а на планете, где она была, время шло своим чередом. Звездолет просто нырнул в прошлое и вынырнул. Сейчас там, где он застал каменный век, — могучая цивилизация.
Он снова зашагал по комнате.
— Все это, безусловно, суть одного и того же явления. Какое-то грандиозное возмущение материи. Кто знает возможно, мы свидетели рождения новой Вселенной, первые, кто испытал на себе становление ее временных законов. И разрыв во времени Земля — Корона, и мой прыжок через два столетия, и провал «Двины» — все это связано между собой…
— Знаете что? — сказал Дмитрий. — Это, наверно, может быть. Даже наверняка может быть. Только…
— Что «только»?
— Только я, простите, в это не верю.
Сказав так, Дмитрий впервые за долгие годы удивился.
Но удивиться своему удивлению он не успел, потому что снова включился Информаторий. На этот раз передачу вел сам Председатель.
— «Двина» швартуется к «Луне-2». Совет разрешил подключить Информаторий к внутренней связи звездолета. Через минуту будет говорить командир Шестой галактической Александр Дронов.
— Хочу воспользоваться этой минутой, — снова раздался голос Ларина. — Даю справку. Вчера геофизики нашего института обнаружили в труднодоступном районе Тибета вторую капсулу пришельцев. Приступаем к изучению. Склонны думать, что пеленг Дронову был послан аппаратурой капсулы.
Люди у пульта пришли в движение. Председатель выключил тумблер. Экран погас.
— Маленькое совещание в тесном кругу, — сказал Дмитрий. — Слишком много информации даже на тренированные головы.
— Да-да… Все сходится. Дайте мне кофе, Дмитрий. Покрепче, пожалуйста… Мне кажется, я не удивлюсь, если узнаю, что «Двина» побывала даже на Короне двадцать тысяч лет назад и оставила там свой гравитационный отражатель.
— Этому вы, пожалуй, удивитесь, — сказал Дмитрий. — Вот вам кофе, и не надо фантазий. Давайте пока придерживаться фактов. Трезвых фактов.
— Давайте, — согласился Ратен. — Только не моя вина, что факты пока не очень трезвые… Смотрите! Этот ваш Ларин снова у телевизора.
— Действительно! Неистовый академик, надо сказать, довольно бесцеремонно пользуется правом свободного выхода в эфир. Ну-ка, что-то он нам приготовил…
Ларин между тем некоторое время возился с какими-то бумажками, потом нашел, видимо, нужную запись.
— Швартовка несколько затянулась, — сказал он, поглядывая в камеру исподлобья, — поэтому хочу сказать еще несколько слов, чтобы подготовить общественность. На первый случай, хотя бы ученых… Анализ траектории «Двины» и других данных, полученных за последние не сколько часов, показывает, что… Я перейду прямо к выводам. Тоннель времени обладает остаточным вектором, он не изотропен. Это значит, что между Землей и третьей планетой Бениты установились свои пространственно-временные отношения. Образно говоря, в общем потоке времени выделилось течение, омывающее наши планеты.
И подобно тому, как если мы бросим пустую бутылку в Гольфстрим, она обязательно прибьется к берегу, омываемому этим течением, подобно этому любое материальное тело, вошедшее в тоннель времени в окрестностях нашей системы, будет прибито «течением» времени к третьей планете Бениты…
— И наоборот, — громко сказал Ратен.
— Что? — не понял Дмитрий.
— Подождите…
— Прошу моих коллег, — продолжал Ларин, — не требовать от меня немедленного объяснения, ибо его нет. Я даже не говорю «пока нет», потому что сомневаюсь, что это объяснение может быть получено в ближайшее время… Но я могу, чтобы хоть как-то придать этому факту реальность, поздравить всех нас с установлением транс-регулярной галактической пассажирской линии…
— Академик изволит шутить, — улыбнулся Дмитрий. — Академик изволит быть в некоторой растерянности.
— Напрасно вы так, — тихо сказал Ратен. — Я не знаю, каким математическим аппаратом располагает Ларин, но он, по-моему, действительно гений… Пусть пока интуитивно, но он нащупал самую суть. И то, что мы долго воспринимали как цепь удивительных случайностей, начинает обретать форму… Я не знаю, как это сказать — форму Одной Великой Случайности, если это не будет звучать нелепо… Я думаю, что мы с Лариным в ближайшее время об этом поговорим…
— Ну вот! Они наконец включились… Хм! Чепуха какая!..
По экрану бегали рваные клочья, линии, мельтешили какие-то пятна.
— Как назло! — поморщился Дмитрий. — Всегда такая отличная видимость.
— Сейчас уберем, — успокоил Ратен. — Это мой пилот мудрит на досуге. — Он достал из кармана передатчик. Рикар, снимите напряжение. Переходите на автономный режим.
Коробочка пропищала что-то непонятное. Дмитрий с интересом прислушался. Это были первые слова на языке Короны. Ратен побледнел, поднес зачем-то передатчик к самым губам и закричал срывающимся голосом:
— Немедленно снимай все системы! Немедленно? Иначе я просто взорву предохранитель!
Он щелкнул передатчиком, сунул его в карман. Сказал смущенно:
— Извините… Еще немного, и этот олух наделал бы дел. Он пытался связаться с капсулой, передать информацию, но ему мешали посторонние поля. А у него такая же штучка, как и у вас, — для снятия поля. Только, вы понимаете, мощнее.
— Нашел время! — усмехнулся Дмитрий. — Что ему нужно от капсулы?
— Он несколько… эмоционален. Слишком обширная память, произвольная программа. Собирался передать в капсулу сообщение о том, что изображение, идущее с «Двины», будто бы точно соответствует классической иконографии Высекающего огонь. Вы помните, я вам рассказывал…
— Да, помню. Тихо. Теперь все в порядке, видимость хорошая. Вот и он. Постарел. Ох, как постарел!
Дронов смотрел прямо в камеру. Лицо его было смертельно усталым. Щеки оплыли. Возможно, следы длительных перегрузок. От виска к подбородку тянулся глубокий, недавно заживший шрам.
