Взгляд Джеймса вдруг стал холодным и отчужденным. Марджори внезапно вспомнила, что его влиятельный родственник заседает в палате лордов. Она тут же встала, пробормотав, что пора подавать цыплят. Когда она выходила из комнаты, Грэг заговорил об американском взгляде на оппозиционную партию, и с лица Джеймса исчезло сердитое выражение. На одном конце стола принялись обсуждать едкие политические мысли Грэга, а на другом — Джеймс произнес:
— После того как мы всю жизнь говорили “королева” — вдруг “король”. Это звучит как-то странно.
Марджори вернулась с большой кастрюлей цыплят в соусе. Когда она подняла крышку и по комнате разнесся аромат аппетитного блюда, со всех сторон послышались возгласы одобрения. Общий разговор распался. Джеймс и Грэг толковали о трудовом законодательстве, другие — о предстоящей коронации. Королева Елизавета отреклась от престола в пользу старшего сына еще на Рождество, а он решил совместить коронацию со своим пятидесятилетием. Поэтому коронация и должна была состояться в ноябре.
Джон опять пошел за домашним вином, на этот раз за рейнвейном.
— Я думаю, это пустая трата денег, — заявила Хитер. — Есть более важные проблемы, которые требуют денег в первую очередь. К примеру, рак. Статистика просто ужасающая. Теперь уже каждый четвертый, так, кажется? — Она неожиданно замолчала.
Марджори знала, почему Хитер заговорила об этой болезни, но уже было бессмысленно переводить разговор в другое русло. Она наклонилась к Хитер:
— Как твоя мама?
Хитер молниеносно ухватилась за эту тему. Марджори знала, что ей необходимо выговориться.
— Мамочка сейчас чувствует себя неплохо. Я хочу сказать, что здоровье ее ухудшается, конечно, но такое впечатление, что она смирилась с этим и воспринимает свое состояние спокойно. Она только ужасно боится, что под конец ей придется принимать обезболивающие.
— Ей этого очень не хочется? — спросил Джон.
— Я думаю, что до этого не дойдет, по крайней мере так говорят доктора. Сейчас появились новые электронные анаболики.
— К ним привыкают меньше? — спросил Грэг.
— Я как-то об этом не думала, — немного растерялась Хитер. — А разве к ним можно привыкнуть?
— Может быть, и нет, если они лишь снимают боль, — пояснила Джейн, — но если будут стимулированы центры удовольствия, что тогда?
— Электронику уже используют для этой цели, — тихо сказал Грэг.
— В самом деле?! — ужаснулась Марджори. — Электроника — и в качестве наркотиков!
— Они не осмелятся, — безапелляционно заявил Джеймс.
— Во всяком случае, для мамочки это уже не важно. Медики не знают, как лечить тот вид рака, которым она больна.
Марджори, не желая, чтобы гости предавались столь грустной теме, умело увела разговор в сторону.
Когда зазвонил телефон, трубку взял Джон. Высокий голос на другом конце провода принадлежал Петерсону.
— Я в Лондоне. Перед сном я хотел бы сказать вам, что Европейская сессия Совета прервана, но я смог получить согласие на то, что вы просили, вернее только на часть того.
— Великолепно, — быстро отреагировал Ренфрю. — Чертовски здорово.
— Я говорю “часть”, потому что не уверен, что американцы дадут то, что вы просите. Они могут сказать, что это оборудование нужно им самим. Я имею в виду области его применения, не связанные с использованием тахионов.
— Могу я получить список оборудования, которое у них есть?
— Я как раз этим и занимаюсь. Слушайте, мне нужно заканчивать. Я просто хотел вас обрадовать.
— Хорошо, очень хорошо, и большое вам спасибо. Новость сразу же изменила настрой вечеринки. Хитер и Джеймс ничего не знали о тахионах, поэтому их пришлось посвящать, прежде чем они оценили важность этого телефонного разговора. Ренфрю и Маркхем по очереди объясняли суть эксперимента, стараясь избегать таких сложных вещей, как преобразования Лоренца, а также того, каким образом тахионы будут проникать в прошлое. Для более наглядного объяснения им потребовалась бы классная доска. Из кухни, вытирая руки о передник, вышла Марджори. Голоса мужчин звучали уже властно и значительно, просто гремели в маленьком обеденном зале. Свечи освещали лица сидящих желтым, колеблющимся светом. Женщины говорили возбужденно, непрерывно задавая все новые и новые вопросы.
— Как странно представлять людей в их прошлом так, будто все это реально, — сказала задумчиво Марджори. Все повернулись в ее сторону.
— Я хотела сказать: очень трудно заставить себя думать” что они живут сейчас и в каком-то смысле у них даже может что-то измениться.
Вся компания несколько секунд молчала. Некоторые из гостей даже сосредоточенно наморщили лбы. Мысль Марджори казалась им совершенно неожиданной. В этот вечер много говорилось о том, каким станет будущее. А вот представить себе прошлое в качестве чего-то живущего, движущегося и изменяющегося, так же как настоящее…
Неловкость прошла, и Марджори вернулась на кухню. Через некоторое время она вновь появилась в гостиной, предлагая не один, а сразу три вида десерта. Когда она поставила на стол главное блюдо — меренги с малиной и ; взбитыми сливками, — раздалось всеобщее “ах!”. Затем последовали клубничный мусс и большая стеклянная ваза, в которой лежали красиво украшенные куски бисквита, пропитанного хересом и залитого взбитыми сливками. — Марджори — это уже чересчур, — запротестовал Джеймс.
Джон расплывался в улыбке, слушая, как гости нахваливали его жену. Даже Джейн попробовала два вида десерта, хотя и отказалась от бисквита.
— Мне кажется, — под общий смех изрек Грэг — что сладости — заменитель секса у англичан.
После десерта гости придвинулись к камину. Марджори, готовя кофе, чувствовала, как спадает ее напряжение. По мере того как темнело, в комнате становилось прохладнее, и Марджори зажгла спиртовку, чтобы подогреть чашки. В камине уютно трещал огонь, отбрасывая на ковер малиновые блики.
— Я знаю, что кофе покажется вам вкусным, но я советую облагородить его ликером, — предложила она. — Кто будет пить? У нас есть “Драмуйе”, “Контро” и “Марнье” — все настоящее, промышленного изготовления.
Марджори испытала огромное облегчение, когда ужин подошел к концу — ее миссия успешно завершилась. На улице поднялся ветер, она видела, как за окнами качаются ветви сосен, в комнате же сохранялся оазис света, тепла, надежности.
Как будто читая ее мысли, Джейн тихо процитировала:
«На башенных часах пробило три. А есть ли мед для чая? Говори!»
"Они все сильно преувеличивают, — подумала Марджори. — Особенно пресса. В конце концов история — это не что иное, как цепь кризисов, и пока человечество сумело их пережить. Я знаю, что Джон тревожится, но фактически все не так уж изменилось”.
