Тут лицо профессора Корнелиуса прояснилось — теперь он знал, как поступать дальше. Он поднялся, пристально поглядел на знак Солнечного совета, сиявший на стене, распахнул дверь и исчез. И никто, никто не сделал ни малейшей попытки его остановить…
Дед Киро, ночной сторож клиники, сидел на стуле в дежурной комнате и огромным носовым платком вытирал вспотевший лоб. Перед ним застыли как истуканы Ангел и Марин, слушая сбивчивые объяснения старика.
— Для вас ложь, ребятки, а для меня истинная правда! — повторял дед Киро с безумным блеском в очах. — Слоняюсь я, как всегда, по коридору, свищу себе посвистываю, до рассвета-то еще ох как далеко. Ну остановился я, стало быть, возле палаты евойной. Дай, думаю, погляжу, что-то он там поделывает. Чего скрывать, не в своем уме человек, но я уж к бредням его вроде приноровился. Отпер двери, глядь, а в палате-то — никого. Пусто в палате. Ни тебе человека, ни дьявола! Провалиться мне на этом месте, ежели хоть словом солгал!
— Да ты понимаешь ли, что мелешь, дед Киро? — не выдержал Марин. — Как мог ни с того ни с сего пропасть человек? Он что — цыпленок?
Дед Киро опасливо перекрестился.
— Я взаправду, ребятки, как на духу! Да и какой мне резон измышлять напраслину? — Он понизил таинственно голос и добавил: — А тут и первые петухи закукарекали!..
— Вставай, дед! — распорядился Ангел. — Пошли!
— Куда? — прошептал подавленно старик.
— В палату Климентову, куда же еще! Подымайся! Хватит байки сочинять!
— Э-э э, ни в коем разе, ребята! — замотал головой сторож. — Я туда не ходок! Вот вам ключ: идите, отворяйте, смотрите!
— Ну и сиди здесь, старый хрыч! — заявил Марин и потянулся к ключу, однако дед Киро отстранил его руку.
— Ладно! — сказал он после некоторого раздумья; лицо его являло мрачную решимость.
Втроем они понеслись по длинному коридору, погруженному в сонную тишину. Перед злополучной палатой старик отдал ключ Ангелу, а сам юркнул ему за спину. Он так испуганно моргал, как будто через мгновенье-другое ему было предречено лицезреть самолично Змея Горыныча. Стараясь казаться невозмутимым, Ангел сунул ключ в замок, отворил дверь. На подоконнике сидел согбенный человек. Он мирно дремал. Небо на востоке еле заметно румянилось. Рассветало.
Не проронив ни слова, посрамленный дед Киро засеменил восвояси. Двое друзей приблизились к окну. Ангел тронул дремлющего за плечо, и тот открыл глаза.
— Почему бы вам не лечь, Климент?
— Ого, да я, кажется, заснул! — неожиданно сказал профессор Корнелиус и громко зевнул, сползая с подоконника.
Пока профессор Корнелиус снимал халат, Ангел пошептался с Марином и наконец сказал:
— У нас приятная для вас новость, Климент.
— В самом деле? — обернулся Корнелиус.
— Главный врач разрешил нам работать вместе.
— Превосходно! — искренне обрадовался тот.
— Только работать нам придется здесь, в лаборатории клиники, — поспешил пояснить Марин и добавил: — Видите ли, главврач настаивает на контроле. Он опасается, что вы еще не совсем здоровы, хотя лично мы полагаем…
— Какое это имеет значение, друзья! — щедро махнул рукой профессор Корнелиус. — Главное — работа. А проблема стоит того, вы еще убедитесь!
— У нас была возможность убедиться, — сказал Ангел. — Впрочем, Калояна… так зовут девушку… сердечно вас поздравляет. Она весьма вам благодарна за медальон.
При этих словах все трое замолчали. И каждый усмехнулся своим мыслям.
Утром в Солнечном совете академик Карус получил первый доклад, относящийся к его сектору. Доклад был краток:
«Профессор Корнелиус из Института истории инопланетных цивилизаций поступил согласно предвидению — он вернулся на планету, которую изучает».
Следовала подпись.
С нескрываемым удовольствием академик Карус начертал свою первую резолюцию:
«Обвинение третьей степени отменяется!»
Он подписался и оттиснул внизу блестящий знак Солнечного совета…
Согласно статистике, индивидуумы с одними и теми же качествами повторяются через каждые шесть поколений.
Статистика никогда не лгала, не солгала и на этот раз. Шерлок Холмс, правнук гениального детектива, снова встретился с доктором Ватсоном, правнуком бывшего военного врача. И хотя отец нынешнего Шерлока Холмса занимался производством синтетической колбасы, а отец нынешнего Ватсона специализировался по биофотографии, хотя деды обоих друзей увлекались соответственно микрокибернетикой и макробиологией, сейчас друзья сидели в уютной комнате и беседовали совершенно так же, как их предки несколько веков назад.
Но предоставим, как всегда, слово доктору Ватсону.
В камине нашей уютной холостяцкой квартиры на Бэкер-стрит, 211-Б горел приятный синтетический огонь. На экране внешнего обзора виднелся неприятный желтоватый лондонский туман, заказанный Холмсом специально для этого вечера. Иногда сквозь дождь пролетали, жужжа, вертолеты. Несколько атомных микросолнц едва проглядывали в тумане типа Л-14.
— Так вот, дорогой Ватсон, — говорил мой приятель, окутавшись ароматным дымом смеси из табака, петрушки и тимьяна, составленной согласно его последнему рецепту. — Очень часто самые запутанные тайны оказываются самыми скучными, а самые скучные случаи могут развиваться в события межпланетного масштаба. Такова, например, история с кривым когтем королевского динозавра, или, скажем, с похищением электронного счетчика, или невероятный случай с человеком, укравшим двенадцатибалльный ветер… Начинается так, а кончается совсем иначе. Как правильно заметил старик Гёте в своем третьем томе, страница 241, строка третья снизу: «В одном месте стукнешь, а в другом трескается!».
Холмс подал мне магнитофонную катушку и добавил:
— Сегодня утром я получил странное письмо. Поставьте его, я хочу прослушать еще раз.
Я вставил ленту в магнитофон, и оттуда раздался хрипловатый голос:
«— Мистер Холмс, очень прошу вас уделить мне немного вашего драгоценною времени. Я нахожусь в очень тяжелом положении. Буду у вас сегодня вечером, в 11.30. Джозеф Килиманджаро».
— Итак, дорогой Ватсон, что вы об этом скажете?
— У этого несчастного ларингит! — вскричал я, радуясь, что могу проявить наблюдательность.
— Конечно, ларингит. Кто бродит так долго по спутникам Сатурна, тот обязательно его подхватит. Вы знаете, какие там азотные сквозняки.
— Вы его знаете?
— О нет, но я заметил, как он удлиняет паузы после запятых. А это характерно для постоянных обитателей колец Сатурна. Но не будем гадать. Кажется, наш гость уже явился.
