— Филлофора…
Смолин утвердительно кивнул головой и обвел внимательным взглядом своих сотрудников.
— Вы знаете, для чего используется филлофора? — спросил он Ольгу.
— Источник иода, — ответила она коротко.
— Совершенно верно. В России производство иода из этой водоросли было начато во время первой мировой войны, когда импорт иода был затруднен, а потребность в нем стала огромной. — Смолин опять посмотрел на своих слушателей, переводя взгляд с одного на другого. — У Менделеева, в его «Основах химии», я нашел указание, что присутствие иода в морской воде способствует растворению в ней золота, а выделению золота благоприятствуют органические вещества. Вот почему мне всегда казалось, что накопление иода морскими растениями должно сопровождаться соответственной концентрацией золота. И мы начнем работу с анализа живого вещества филлофоры. Я уверен, что мы обнаружим золото в количествах, конечно, пока непригодных для промышленного использования, но перспективных для наших исследований.
— Когда же мы начнем? — спросил Петров.
— Здесь нам больше делать нечего, — ответил Смолин, как бы не заметив вопроса. — Если Николай Карлович считает это целесообразным, он может продолжать обследовать побережье и обосноваться для лабораторных работ в Батуми. Но вы, Аркадий Петрович, и вы, Ольга Федоровна, завтра утром выедете в Севастополь.
— Так скоро? — удивился Петров.
— Да, и немедленно приступите к работе. Не теряя ни одного дня. Для такой спешки имеются особые основания. — Он достал из кармана сложенный вчетверо листок и развернул его. — Сегодня утром мне принесли информацию ТАСС. Заметка из «Нью-Йорк Таймс». Вот, слушайте: «На биологическую станцию Вудс-Холл прибыл известный генетик-ботаник профессор Симпсон с сотрудниками. В беседе с нашим корреспондентом профессор Симпсон сообщил, что намерен заниматься генетикой[9], селекцией и разведением морских водорослей, концентрирующих из воды элементы, имеющие большое экономическое значение. Профессор Симпсон рассчитывает вывести гигантские полиплоидные[10] расы морских водорослей с помощью методов, применяемых в генетике и селекции сельскохозяйственных растений».
— Здорово! — сказал возбужденно Петров. — Значит он не зря так интересовался нашими работами.
— Да, очевидно, он использовал свое пребывание здесь не только для удовольствия. Но не в этом дело. Интересно бы узнать, какие элементы подразумеваются в заметке. Но даже если сейчас речь идет не о нашем объекте, он сумеет разработать методы и применить их для добычи золота. И в этом соревновании должны мы не дать опередить себя. Сегодня утром я вызвал Ланина к телефону. Экспедиционное судно Севастопольской биологической станции «Мечников» предоставлено в наше распоряжение. Завтра уже начнут поступать партии растений из различных районов «филлофорного моря». Вы, Ольга Федоровна, наладите анализы на содержание золота. А вы, Аркадий Петрович, начнете выяснять возможности разведения культур филлофоры в аквариумах станции.
— Есть, Евгений Николаевич! — весело ответил Петров. — Только…
— Только что?
— Вот насчет методики… Конечно, основное — скрещивание различающихся друг от друга форм… Если мы их обнаружим…
— Да, скрещивание, в первую очередь.
— И воспитание гибридов в среде, обогащенной золотом?
— Ну, конечно.
— А ростовые вещества вы разрешите применить?
— Конечно, пожалуйста. Если вы с их помощью ускорите развитие, решение задачи облегчится.
— А лучистую энергию?
— Ультрафиолетовое излучение? Очень хорошо. Пробуйте.
Петров замялся, не решаясь продолжать.
— Ну, что еще? — улыбнулся Смолин.
— А может быть попытаться вывести полиплоидные формы?
— С помощью колхицина?
— Да… ну и других веществ, обычно применяемых для этого.
Смолин помедлил с ответом. Петров выжидающе смотрел на него.
— Ну что ж. Может быть, придется испытать и эти средства, — сказал, наконец, профессор, — как бы мы к ним ни относились.
— Но ведь в других лабораториях продолжают ставить опыты с полиплоидами? — заметил Петров.
— Ну, конечно, теоретический интерес эти опыты представляют. Но мы с вами добиваемся практических результатов… А практика показала, что полиплоиды не отличаются жизненной стойкостью — либо гибнут, либо превращаются в исходные формы.
— Это, конечно, верно. Но существуют же естественные полиплоиды, — возразил Крушинский.
— Да, да. Но полиплодия, приобретенная растением в естественных условиях почти никогда и не сопровождается гигантизмом. А нас лишь это и может интересовать. Уясните себе, наконец, сущность искусственной полиплодии! Колхицин — это яд. Отравляя клетку, он задерживает ее размножение. Клетка не делится, как ей полагается, на двое, а удваивает свою массу не разделяясь, становится гигантской. Так неужели свойство, вызванное действием яда, можно считать нормальным? Конечно, нет. Потому-то искусственные полиплоиды и неустойчивы.
— Евгений Николаевич! Но возьмите, например, лекарства, — большинство из них яды. Однако человек научился извлекать из них пользу…
— Я понимаю, понимаю, — вяло, без оттенка увлечения согласился Смолин. — До сих пор не удавалось… Может быть удастся вам… Пробуйте… если ничего другого не придет вам в голову.
«Ковалевский» мягко коснулся бортом стенки пристани.
— Вот мы и дома, — сказал Смолин. — Ступайте отдыхать.
— А вы разве не с нами? — спросил Петров.
— Нет, у меня… одно неотложное дело, — ответил Смолин, посмотрев на часы.
«Все то же» — подумала Ольга.
Глава 8
ИТОГИ ПЕРВОЙ РАЗВЕДКИ
Ноябрьское утро сыпало в окно мокрый снег. Сквозь запорошенное стекло виднелись тусклые очертания зданий.
Директор института, академик Герасимов, был простужен и зябко кутал шею в толстое шерстяное кашне.
— Итак, Евгений Николаевич? — спросил он, покашливая.
— Пока, Сергей Иванович, ничем обрадовать вас не могу, — ответил Смолин с улыбкой, которая, против его воли, получилась виноватой.
— Я абсолютно уверен, что если вы считаете достаточной тщательность проведенных поисков, то, значит, колоний золотоносной водоросли в Черном море нет. Но я не могу понять, каким же образом единственный экземпляр этого растения попал в почти замкнутый бассейн.
Смолин пожал плечами.
— Это остается загадкой. Можно строить различные предположения. Ну, скажем, зародыш растения был занесен течением или морским животным. Но наверняка — ничего нельзя сказать.
