В коридор вышла Пальчики, и Рэм тут же почувствовал себя неуютно. Женщина остановилась рядом, но дистанцию с ним удержала. Проклятье, как же им работать вместе, если его колотит от одного ее присутствия?!
— Досса Лианот, — поклонился ей безопасник и покорно удостоился холодного взгляда. Рэм уловил, что в адрес девчонки военный употребил уважительную приставку. У Раберса что-то личное к Консворту?
— Я все равно не верю, что нет камер внутреннего наблюдения, — раздраженно напомнил о себе Рэм.
— Да мне плевать, веришь ты во что-то или нет… — побагровел от сдерживаемой ярости военный.
— Что значат ваши слова, дор Раберс?! — начал терять терпение Рэм. — Вы, офицер службы императорской безопасности, отказываетесь помогать следствию? И что значило ваше многозначительное "вот только"?
— Мы располагаем видеосъемкой с камеры напротив входной двери. Но ее часть изъята лично Вэпсом Нувалом. Все резервные данные уничтожены. У нас есть только тот момент, когда Болвар Гедаус, охранник Ноя Огара, заходит в его покои и инициирует взрывчатку! — отчеканил Раберс.
— Причина изъятия? — подала голос Пальчики.
— Я не знаю, досса Лианот, — развел руками Излом. — Я не дознаватель! Может быть, вы и разберетесь? Это же ваша работа, не так ли?
Раберс, опытный в дворцовых интригах, не смог не окрасить слово "работа" в пренебрежительные краски. Каков мерзавец!
Рэму очень хотелось заметить эту шпильку. Вытащить Инсигнию и спросить еще раз. Но он понимал, какое же это будет ребячество. И хорошо себе представлял, сколько убийственного яда вложит Пальчики в свою тонкогубую ухмылку, глядя, как он потрясает волшебным шариком перед крысиными глазками Излома Раберса.
— Все данные по мере поступления сбрасывайте мне на коммуникатор, — приказал безопаснику Консворт.
— Нам… — поправила его Пальчики.
Адова канитель, какие же мерзкие денечки ему предстоят!
— Да, — согласился он с видом, будто ничего не произошло. — Нам… Все понятно?
Излом недовольно сверкнул глазами, но промолчал. Вообще Раберсы — весьма знатный род в Империи. Оттого вдвойне приятно было добить его язвительной улыбкой и фразой:
— Выполняйте, Раберс.
Уважительное обращение "дор" Рэм опустил сознательно.
Ноздри Излома гневно расширились.
— Что-то еще? — Консворт насмешливо склонил голову набок.
— Разве вы не собираетесь осмотреть место преступления? — свистом вьюги спросил Излом.
— Когда произошло убийство, Раберс?
— Утром…
— Ранним утром, Раберс, — поправил его Рэм. — А сейчас уже день. Как вы думаете, неужели там все еще сидят и ждут триумфального появления дознавателей Дома? Полагаю те, кто осмотрел место преступление, уже должны были составить полный отчет, не так ли?
У Излома на скулах заиграли желваки. Массивная челюсть чуть выдалась вперед.
— Не забудьте, что эти отчеты тоже нужны, Раберс, — подмигнул ему Рэм. И добавил:
— Нам.
Воин резко развернулся и рубленым шагом отправился по коридору прочь. Темная фигура на фоне белых стен. Консворт проводил взглядом напряженного и оскорбленного офицера, думая о нарисовавшейся у него проблеме.
Эта проблема стояла сейчас позади него и молчала. И сама собой разрешаться не собиралась. А ведь дела не ждут. Горло моментально пересохло.
— У меня тут есть клиент, — он скорее просипел эти слова. Откашлялся. — Может быть, он что-то знает о…
— У меня тоже есть зацепка, — прервала его Пальчики. Ему почудилось, или в ее интонации прозвучала насмешка? Или показалось?
Или все-таки прозвучала?
Или опять почудилось, а? Проклятье, эта сука над ним издевается? Она считает себя чем-то лучше его? Надо бы развернуться и посмотреть на ее выражение лица. Надо! Но так не хочется. Вдруг она заметит, как он нервничает?
— Тогда работаем по обоим направлениям… — как же хотелось сказать что-нибудь другое, что-нибудь хлесткое, убийственное. Способное открыть ей глаза на все, что она когда-нибудь делала. Чтобы она прозрела, поняла свою никчемность и покончила с собой от раскаянья!
— Если появится новая информация — прошу немедленно сообщить ее мне, — сказала Пальчики, и Рэм спиной почувствовал, как дознавательница развернулась и отправилась по коридору вслед за Изломом Раберсом.
Сразу стало легче дышать и думать. Да и жить, чего там говорить, стало легче.
Так, ближе к делу, Рэм. Ближе к делу. Сейчас его ждет Бэлла.
Когда Консворт подошел к кабине лифта, то остановился у неподвижных рыцарей Гнева, и покосился на их почти восьмифутовые энергетические алебарды, а затем попытался заглянуть в темную прорезь забрал, но оттуда на него глянула зловещая пустота. Пугающий взгляд неизвестности. Бэлла смотрела проще и понятнее.
— Надеюсь, вы не скучали по мне, — сказал Рэм, когда вошел в свой кабинет. Улыбнулся пленнице, улыбнулся Славею. И напрягся. Вид у толстяка был нервный и виноватый. А у Бэллы…
— Адова канитель… — проговорил моментально вспотевший Рэм. — Что стряслось?
— Я задремал, Рэм. Прости меня. Я задремал и не уследил. Она что, Тронутая? Я бы проснулся если что. Прости, Рэм.
Проклятье! Консворт подошел к обмякшей на стуле пленнице. Проверил пульс. Тело уже остыло.
— Мад, ты обалдел? Ты совсем обалдел? Я же тебя не просто так оставил! Глубина тебя забери!
— Ну прости, — заюлил испуганный Славей. — Это все твой мертвяк. Я не знаю, как он ее угробил! Ударил что ли слишком сильно?!
Шестой безразлично покачивался за спиной мертвой товарки.
— Я проснулся, а она уже. Я ночь не спал, задремал ненадолго. Чтобы случилось? Вскрикнула бы — я бы проснулся, Рэм. Прости меня… Прости!
— Вызови мне Читающих, — буркнул Рэм, понимая, что, скорее всего, уже поздно считывать с покойницы останки памяти. Смерть быстро опустошает мозг человека. Но, мало ли.
— Прости меня, — всхлипнул толстяк. — Но она точно Тронутая. Только они могут так сдохнуть неожиданно. Может это поможет, а? У нее шея сломана, Рэм.
Консворт внимательно посмотрел на приятеля. Если бы он не знал Славея много лет, то предположил бы, что это брат Кнута прикончил подозреваемую. Но и вариант с Шестым тоже можно было допустить. Мертвяков необходимо контролировать.
— Почему ты так на меня смотришь, Рэм? — испугался Славей.
— Вызови мне Читающих, — отчеканил он. — Быстро!
Вода была теплой и с неприятным привкусом, но Элай все равно ее пил. С трудом, маленькими глоточками. Настороженно, чтобы быть готовым остановиться, если вдруг изнутри поднимется волна омерзения и начнет давить съеденный завтрак наружу.
