Глава 11
Андрей Т. робко постучал в дверь и услышал в ответ: «Войдите». В кабинете была лишь хозяйка; ее голубокудрая голова одиноко возвышалась над кафедрой и светилась, как большой одуванчик.
— Вы? — сказала Мальвина, когда Андрей Т. вошел. — Какое интересное совпадение. Я пишу диссертацию на тему «Маркиз де Сад и воспитательные функции коллектива» и как раз подумала. а ведь у знаменитого маркиза вполне могли быть русские фамильные связи. И ваша, Садко, фамилия хорошо укладывается в русло моей гипотезы. Он — де Сад, вы — Садко. Чувствуете коренное единство?
Андрей Т. не чувствовал, но на всякий случай кивнул. Потом вежливо попросил:
— Мне бы шахматы.
— Нет, вы только представьте, — Мальвина его не слышала, это же какое поле для аналогий. В области сравнительного садоведения это будет подлинным открытием века. Все садоводы мира локти будут кусать от зависти.
Андрей Т. прокашлялся и повторил свою просьбу:
— Я хотел попросить шахматы. Простите, я, наверно, не вовремя, но… турнир, понимаете ли… репетиции там всякие, тренировки…
— Да, да, конечно, я понимаю. Но как вам сама идея?
— Мне нравится.
— Вот видите! Значит, вы мой единомышленник. Шахматы вы получите.
— Спасибо.
— Но ответьте мне, пожалуйста, еще на такой вопрос. Что важнее: искусство как таковое или нравственное его наполнение, добродетельное его влияние? То есть, если стоит выбор между искусством и добродетелью, что обязан выбрать художник?
Андрей Т. не знал, что ответить. Вернее, знать-то он как раз знал, мнение по этому поводу было у него достаточно твердое, только как на него отреагирует голубоволосая ученая дама? Вдруг за плохой ответ она не даст ему шахматы?
К счастью, отвечать Андрею Т. не пришлось. Не дождавшись его ответа, а может, не собираясь ждать, Мальвина выставила указательный палец и насупила симпатичные бровки.
— Правильно, добродетель. Возьмем для примера Саванаролу и Ботичелли… — Она длинно и нудно стала рассказывать историю грехопадения классика Возрождения и спасительного его раскаяния после проповедей святого мужа. Затем Мальвина перескочила на Гоголя и «Мертвые души», заодно вспомнила и Садко, как он лично, по просьбе Николая Угодника, оборвал струны на золотых гусельках, чтобы Царь морской перестал плясать и топить православные корабли.
Когда Андрей Т. выбрался из-под нравственного артобстрела голубокудрой праведницы, часы показывали без двадцати десять. С шахматами под мышкой он помчался по коридору к лестнице. Сбежал вниз и уткнулся в стену. Тупик. Выскочил в коридор на этаж и наткнулся на Читателя сказок. Тот стоял под портретом какого-то колдуна из Мадавры и читал вслух книгу:
— Все мне казалось обращенным в другой вид волшебными заклятиями. Так что и камни, по которым я ступал, казались мне отвердевшими людьми; и птицы, которым внимал, такими же людьми оперенными; деревья вокруг городских стен — подобными же людьми, покрытыми листьями; и фонтаны текли, казалось, из человеческих тел…
— Пожалуйста, — оборвал его Андрей Т., — как попасть в подвал?
— Так вот же. — Читатель сказок показал туда, откуда только что выбежал Андрей Т., — на площадку лестницы.
Тупик был на месте, и стена тоже, только она была уже не глухая, в ней темнела тяжелая дубовая дверь, перекрещенная чугунными полосами.
— Здесь открыто, Буратино променял ключ на книжку «Хочу быть дворником». Осторожнее, сразу за дверью лестница…
Андрей Т. не дослушал, поблагодарил его кивком головы и потянул дверь на себя.
Сразу же на него пахнуло сыростью и болотным духом. Света, правда, было достаточно — из стены, вправленные в железные обручи, торчали большие факелы и чадили, отравляя воздух подвала.
Лестница оказалась короткой, стершиеся каменные ступени оканчивались широкой площадкой; неподалеку что-то булькало и текло; должно быть, это она и была, обещанная канализационная речка.
Он прошел до края площадки. Внизу действительно темнела вода; бледными светляками в ней отражались две полудохлые лампочки, одиноко, как марсианские луны, скучающие под ребристыми сводами. Противоположного берега Андрей Т. разглядеть не смог; он терялся в темноте и тумане.
Андрей Т. вынул из-под мышки коробку с шахматами, открыл ее, хотел ссыпать на площадку фигуры, но передумал. Стал рассовывать их по карманам, и все уже рассовал, когда белая королева. выскользнула у него из руки и, пританцовывая что-то вроде кадрили, быстренько отбежала в сторону. Андрей Т. потянулся за ней, чтобы та не свалилась в воду, и в это самое время слева от него что-то ухнуло, и черная тень ноги промелькнула возле самого уха.
— А-а-а… — сиреной прозвучал голос. Жирный водяной столб взметнулся над бурлящей поверхностью, а секундой-двумя спустя из воды показалась челюсть и противный голос хмыря завопил слезливо и нервно: — Спасите! Я не умею плавать!
Как положено, гуманность и сострадание взяли верх над гневом и осмотрительностью; Андрей Т. протянул руку, и хмырь, шлепая трясущимися губами, выбрался из воды на сушу.
С минуту он приходил в себя, глупо озираясь по сторонам и хлюпая намокшими кедами. Потом взгляд его уперся в Андрея Т., и челюсть неприятно заскрежетала.
— Кишки вытяну, на барабан намотаю. — Отплевывая гнилую воду, хмырь с ухмылкой уже двигался на него. Непонятно откуда взявшийся, в руках его извивался лом. С бычьей шеи свисали какие-то разбухшие макароны и запутавшийся в них рыбий скелет — улов из канализационной речки Черная неблагодарность торжествовала.
Андрей Т. медленно отступал задом в тень неосвещенной стены. Кроме шахматной доски, никакого другого оружия у него не было. Да и что это за оружие — шахматы. Против лома они — скорлупка от воробьиного яйца. Он вжался в сырую стену. Справа, метрах в двух от него, послышался резкий звук — будто кто-то что есть силы чихнул. Скоро чих повторился. Андрей Т. скосил взгляд туда, но, кроме темных, неясных пятен, разглядеть ничего не смог.
Вразвалочку, медвежьей походкой, хмырь двинулся на подозрительный звук, еще не доходя размахнулся и ударил кулаком в темноту.
И тут же сморщился от внезапной боли. Он подпрыгивал, тряс больным кулаком, дул на него как маленький, стараясь утихомирить боль. Глаза его горели от ярости.
Чих повторился снова, теперь уже немного правее.
— Все, ты меня достал! — Хмырь, набычившись, могучим ударом саданул по невидимому источнику заразных заболеваний. Глухо задрожала стена. Хмырь завыл, ударил еще, лицо его исказилось судорогой. Кулак стал в два раза толще, видимо настолько распух.
