Тут по первоначальному замыслу должен был появиться бес-искуситель, который в лучших традициях ранних фэнтези предложит герою слинять в альтернативную реальность. Каковая реальность окажется не обиталищем магов и драконов, а миром ранних АБС. Герой должен был пройти сквозь череду смешных и страшных приключений, пытаясь спасти Спицына, Дауге, Юрковского и др. от их литературной судьбы, но против рока художественного вымысла он оказывается бессилен. В финале упоминается фамилия героя, и читателю остается лишь вспомнить, что он тоже — один из персонажей АБС. Но я почему-то отверг этот вариант, а если быть точным — забыл сразу же, как только начал работать по этому направлению.
Итак, герою надо срочно лечь на дно. Он вовремя вспоминает знакомого лечилу, которого в свое время поддержал материально. После должного нажима знакомый врач устраивает героя в спецбольницу типа психушки.
На всю эту завязку я отводил несколько страниц. Герой как бы вспоминает, кто он такой есть и по какой причине сюда попал, стоя у окна с крепкими стеклами и созерцая стоящую во дворе больницы здоровенную статую вождя мирового пролетариата с отбитыми носом и ушами. Все идет нормально, поскольку заведение то ли под Министерством обороны, то ли под более крутой «крышей». Парочка забавных ситуаций, столкновение с истинными или притворяющимися истинными психами, молниеносный флирт с сочнейшей санитаркой. Сцена полового акта на операционном столе в мощных лучах бестеневой лампы под ритмичное дзыньканье хирургических инструментов на стеклянных полочках — дань хорошему тону в современной прозе. Потом я добавил одну или две ночные оргии в лучших традициях Тинто Брасса с намеком на кое-какие смачные места из «Улитки на склоне». На фоне пьянства и беспорядочных соитий происходят не вполне понятные события, мелкие нестыковочки в диалогах, исчезновение одних врачей и появление других, изменение цвета халатов и прочая мерцающая ерунда на периферии восприятия. Но герой не обращает на это внимания, поскольку немного злоупотребляет барбитуратами. Беззаботно вкушает он радостей земных в полный рост, совершенно забыв о существовании мира вне больницы.
Однако ненадолго. Поток воспоминаний у окна прерывает странное движение на крепкой лысине статуи. Герою кажется, что из яйцевидной макушки Ильича вылупилась большая обезьяна и пристроилась тут же по нужде. Пародируя исторический жест, она картинно выставила руку перед собой, а потом развернула вытянутую руку к окну. Заинтригованный герой видит слабый лунный блик на этой «руке», инстинктивно нагибается. В этот же миг над его головой пуля делает дырку в стекле. Снайпер пытается убежать, однако у ограды его догоняют сторожевые псы и долго едят. Герой облегченно переводит дыхание.
Но это только начало. Вскоре в больнице появляются какие-то неприятные типы, один устраивается медбратом, другой в морг, а там еще пара-тройка злодеев подваливает. Означенные злодеи вычислили убежище героя и устраивают в психушке мышеловку для своих конкурентов. Заодно хотят убрать героя, чтоб под ногами не путался. Им помогает купленный и запуганный персонал.
Тут предполагалась кульминация первой части — беготня, поножовщина, массовый отстрел правых и виноватых, несанкционированное использование подручных средств вроде электропилы для трепанации черепа или скальпелей для резекции желудка. Героя практически загоняют в угол, по всем раскладам карачун выходит. Один из негодяев отлавливает его и привязывает к гинекологическому креслу, невесть как оказавшемуся в этом заведении. И когда сексуально дезориентированный медбрат хочет воспользоваться беспомощным положением героя, санитарка бьет в негодяйское темечко хрустальной — тьфу ты, вот привязалась! — пепельницей. Она (санитарка, а не пепельница) помогает герою сбежать. Оказывается, время от времени за особо безнадежными пациентами приходит спецмашина, и этих бедолаг увозят. Машина в аккурат и приехала. Героическая санитарка обкладывает нашего бедолагу парочкой натуральных психов, обколотых до бесчувствия убойным коктейлем из аминазина, галоперидола и прочей дряни, и вывозит его на каталке из здания. Погрузившись в дуровозку, они долго трясутся по колеям и рвам отечественных дорог и наконец добираются до пункта своего назначения. На этом криминальный триллер заканчивался, начиналось базовое действие.
Сначала герою кажется, что его подло обманули. Он уверен, что машина колобродила по проселкам и вернулась обратно в ту же психушку, где его ждут на предмет убить. Правда, почти сразу же он понимает, что это другое место, хотя очень похожее. Даже статуя Ильича один к одному такая же, только с целым носом, да и уши на месте. Когда героя в сумерках быстро ведут к дверям, он успевает заметить, что это и не Ильич вовсе.
Какой-то сюжетный выверт с этой статуей я держал в памяти, но пока собрался записать, начисто забыл.
Психушка, как сразу же выясняет герой из вроде бы случайно подслушанного разговора, вовсе не заурядный дом для скорбных головой, а суперзасекреченный объект для исследования паранормальных явлений. Герою это не нравится, он вспоминает массу сюжетов фантастических романов и фильмов, где обыгрывается эта тема. Ему не хочется быть персонажем действия, в финале которого он будет испепелен взглядом какой-нибудь адской малолетки, практикующей пирокинез, или окажется заброшенным в джунгли палеозоя озверевшим от социальной несправедливости хронопатом.
Фрагменты, где ученые в белых халатах нудно жалуются на невыплату зарплаты, предлагают задешево купить технологии, редкоземельные элементы или мозги на вынос, стреляя при этом у героя чинарики, я вычеркнул недрогнувшей рукой — это слишком отдавало дешевой журналистикой.
На третий день пребывания на новом месте герой, утомленный интенсивным выказыванием благодарности санитарке за свое чудесное спасение, прячется от ее ласк в местной библиотеке. И с этого момента в нарушение всех канонов остросюжетной литературы действие практически должно было остановиться. Дальнейший текст я собирался оформить в виде долгих и бессвязных диалогов между героем и библиотекарем. С похвальной регулярностью герой время от времени спохватывается — надо срочно решать свои проблемы. Он хочет покинуть это вместилище книг, но, побродив меж полок, вспоминает всякий раз нечто важное, о чем срочно и всенепременнейше надо поговорить с библиотекарем. Снова возвращается в закуток, к большому столу под газетным абажуром, к скрипучему креслу, в котором уютно устроился старый книжный червь, к электрическому чайнику, к пепельнице, набитой черствыми окурками… В тот момент, когда я задумался, а почему, собственно говоря, наш герой не может выбраться из библиотеки, где он питается и как справляет нужду, и кто, вообще, на самом деле этот роковой библиотекарь — я понял, что тень Борхеса нависла над моими файлами. Ко всему еще это унылое брожение сильно напоминало известные попытки Переца выбраться в Лес, а Кандида — наоборот. Пришлось прекратить. Чертоги помыслов обратились в руины замыслов. Или что-то в этом роде, только менее высоким слогом. В глазах питерцев читался уже и не упрек, а нечто невысказуемое. Сроки истончались, неопределенность становилась неприличной. Но я держался как десять партизан.