Волосы землистого цвета, коротко подстриженные. Глаза серые. Возраст неопределенный, от тридцати до шестидесяти. Кожа без единой морщины. Светло-синяя рубашка, светло-вишневый шейный платок. Чувствовалось в нем хладнокровие, благородство, интеллигентность и… пренебрежение. Он напоминал мне сиамского кота. Источаемой сексуальностью и некоторой женственностью, свойственными всем кошкам, независимо от пола. Не вызывало сомнений, что Ворнан знает толк в сексе, умеет получить и подарить удовольствие. Подчеркиваю, что здесь я излагаю лишь свои первые впечатления, никак не связанные с моим последующим близким общением с Ворнаном.
Характер человека зачастую определяется по его губам и глазам. Именно в них сосредоточилась сила Ворнана. Тонкие губы, большой рот, безупречные зубы, ослепительная улыбка, сверкающая, как маяк в ночи, полная безмерного тепла и заботы. Исчезала она так же внезапно, как и появлялась, и тогда все внимание переключалось на его глаза, холодные, буравящие насквозь. То были две наиболее характерные черты Ворнана: его умение требовать и получать любовь, выражаемое неотразимой улыбкой, мгновение спустя сменяющееся отстраненностью от ближнего своего, проявляющейся в ледяном взгляде. Шарлатан или нет, человек он был, несомненно, незаурядный, а потому мне хотелось увидеть его в действии, хотя подобные выдумки я воспринимал неодобрительно. Рисованный фильм не давал полного представления о Ворнане. Ибо в созданном компьютерами изображении начисто терялся присущий пришельцу магнетизм.
Камера задержалась на его лице секунд на тридцать, достаточно долго, чтобы продемонстрировать его умение привлекать к себе всеобщее внимание. Затем прошлась по комнате, показывая репортеров. Я узнал по меньшей мере шестерых. То есть звезды журналистики сочли возможным потратить свое время на Ворнана. Одно это указывало, сколь сильное впечатление произвел он на наш мир за те несколько дней, что я прохлаждался в пустыне в компании Джека и Ширли. А камера тем временем двигалась дальше, демонстрируя технические достижения нашего века: звукозаписывающее оборудование, консоль компьютера, балку с динамиками и микрофонами под потолком, датчики трехмерности изображения, цезиевый лазер, используемый вместо прожектора. Обычно вся эта механика остается за кадром, сейчас же их сознательно выдвинули на авансцену, дабы показать, что и мы, пусть и дикари, кое-что да умеем.
Пресс-конференция началась вопросом, заданным с четким лондонским произношением: «Мистер Ворнан, будьте так любезны, скажите нам, чем вызвано ваше появление здесь?»
— С удовольствием. Я отправился в прошлое, чтобы своими глазами увидеть, как жили люди в начале технократической эры. Отправная точка моего путешествия, как вы уже знаете, две тысячи девятьсот девяносто девятый год. Я намерен посетить центры вашей цивилизации и вернуться назад с полным отчетом о моем путешествии, дабы ознакомить моих современников с тем, что узнаю я сам.
Говорил он легко и свободно, безо всякого акцента. На таком же абсолютно правильном английском отвечали и компьютеры с устройствами речевого вывода. Из этого следовало, что языку его обучала машина. Впрочем, и в двадцатом веке точно также говорил по-английски финн, баск или узбек, изучивший язык по магнитофонному курсу. Мелодичный голос Ворнана ласкал слух. Мне, во всяком случае, он понравился.
— Как вышло, что вы говорите по-английски? — последовал новый вопрос.
— Я изучил самый распространенный язык вашего времени.
— Разве у вас говорят не на нем?
— Он неузнаваемо изменился.
— Расскажите нам о мире будущего.
Ворнан улыбнулся.
— Что вас интересует?
— Население.
— Точно не знаю. Наверное, несколько миллиардов.
— Вы уже достигли звезд?
— Разумеется.
— Как долго живут люди в две тысячи девятьсот девяносто девятом году?
— Пока не умрут, — с очередной улыбкой ответил Ворнан. — Точнее, пока не захотят умереть.
— А если не захотят?
— Полагаю, будут жить. Не знаю.
— Какие государства играют ведущую роль в две тысячи девятьсот девяносто девятом году?
— Государств у нас нет. Есть Централити и отдельные поселения. Более ничего.
— Что такое Централити?
— Добровольное сообщество граждан, живущих в одном месте. В некотором смысле, большой город, хотя функции у него более широкие.
— И где он расположен? Ворнан чуть нахмурился.
— На одном из основных континентов. Я забыл ваши названия.
Джек повернулся ко мне.
— А может, выключим? И так ясно, что он врет. Уходит от любого прямого вопроса.
— Оставь. — Ширли, как зачарованная, смотрела на экран.
Лицо Джека закаменело, и я пришел к ней на помощь.
— Да, да, давай немного посмотрим. Забавно, знаешь ли.
— …только один город?
— Да, — кивнул Ворнан. — И живут там те, кто предпочитает общество уединению. Экономическая необходимость не принуждает нас сбиваться в кучу. Каждый из нас независим. И меня изумляет ваша привычка залезать друг другу в карман. Взять, к примеру, деньги. Без них человек голодает, ходит голый и босый. Я прав? Вам недостает независимости от производства. Я не ошибусь, если скажу, что вы еще не открыли преобразование энергии?
— Все зависит от того, что вы подразумеваете под преобразованием энергии, — ответил ему голос с сильным американским акцентом. — Человечество умеет получать энергию с той поры, как на Земле запылал первый костер.
— Я имею в виду эффективное преобразование энергии. — В голосе Ворнана слышались назидательные нотки. — Полное использование энергии, содержащейся в одном… да, да, в одном атоме. Вам это недоступно?
Я искоса глянул на Джека. Пальцы его впились в подлокотники, лицо перекосило от напряжения. Я отвел взгляд, понимая, что этими переживаниями Джек ни с кем не хотел делиться. Однако, в словах Ворнана хотя бы частично содержался ответ на вопрос, мучивший Джека чуть ли не десять лет.
Когда я вновь посмотрел на экран, Ворнан уже не обсуждал преобразование энергии.
— …Путешествие по миру. Я хочу перепробовать все, чем славна эта эпоха. И начать я хочу с Соединенных Штатов Америки.
— Почему?
— Процесс упадка предпочтительнее наблюдать в его развитии. Изучение гибели цивилизации надо начинать с наиболее мощного компонента. Мне кажется, что хаос, надвигающийся на вас, исходит из Соединенных Штатов, а потому я хочу уловить его симптомы. — Говорил он бесстрастно, словно лектор, объясняющий студентам какую-то рутинную тему. Вроде бы развал нашего общества представлялся вопросом решенным, а потому и не стоило зря растрачивать эмоции. А затем сверкнула улыбка, дабы помочь журналистам побыстрее забыть мрачную суть слов Ворнана.
