Утром Льюк прошелся по магазинам и сделал несколько покупок, которые отнес прямо в машину, что чинили в гараже. Когда в десять часов (по местному времени) он выбирал в одной из лавочек пишущую машинку, весь персонал вдруг прекратил работу и собрался вокруг радио, чтобы прослушать выступление Ишурти. Зная, что исходный постулат его теории был ложным — Генсек Организации Обьединенных Наций признавал, что марсиане реально существуют, — Льюк, следя за его смехотворными логическими построениями, искренне позабавился.
Помимо пишущей машинки со стопкой бумаги, он приобрел кое-что из одежды и чемодан для нее, некоторые предметы туалета, а также кучу твердых и жидких продуктов на несколько дней. Он верил, что для решения поставленной им перед собой задачи не потребуется слишком длительного пребывания в хижине.
За ремонт машины пришлось выложить полцены, в которую она ему обошлась. В середине дня он отправился в путь и с покровом ночи добрался до места назначения. Он слишком устал, чтобы тотчас же попытаться что-то предпринять. К тому же он упустил из виду немаловажное обстоятельство: находясь в полной изоляции, он не располагал никакой возможностью проверить результаты своих усилий.
Поэтому на следующее утро он первым делом отправился в Индио и купил самую совершенную модель радиоприемника, который ловил станции практически всех стран мира.
Теперь ему достаточно было по существу лишь включить его, чтобы узнать интересующую его новость, поскольку любая программа наверняка поспешит сообщить ее.
Одна беда: минуло вот уже две недели, а все дикторы упорно продолжали заблуждаться, сообщая о марсианах так, как если бы ничего на самом деле и не произошло.
А Льюк, между прочим, все это время буквально из кожи лез вон, выполняя задуманное. Он буквально занемог, постоянно подстегивая свой мозг и предпринимая все мыслимые попытки.
Уточним еще раз, повторял он себе: совершенно ясно, что марсиане — существа вымышленные, что они (как, впрочем, и все остальное в мире) — продукт деятельности его мозга, что он, Льюк Деверо, выдумал их пять месяцев назад, когда предпринимал отчаянные усилия, пытаясь набрести на какую-нибудь свежую идею для нового научно-фантастического романа.
Но учитывая, что ни одна из его литературных идей в прошлом никогда не получала конкретного воплощения в жизнь, значит, в тот вечер произошло что-то особенное. Поэтому все эти дни он пытался наиболее точно воссоздать ту, прежнюю, обстановку, каждый ее элемент, свое умонастроение.
В этот набор, естественно, входило и точное количество выпитого тогда спиртного и максимально адекватная степень достигнутого опьянения — ведь эти составляющие тоже могли иметь свое значение. Целый день он ходил из угла в угол, кусая от злости кулаки и не беря в рот ни капли (точь-в-точь как это происходило в те дни, за исключением разве лишь того, что теперь мотив его терзаний носил другой характер). Вечером же, после ужина, он усаживался в кресло и начинал попивать мелкими дозами, тщательно придерживаясь норм, установленных в бытность своего первого пребывания в этой хижине.
Но не происходило ровным счетом ничего нового.
В чем загвоздка?
Разве не правда, что он выдумал марсиан? А раз так, то почему он был не в состоянии развыдумать их сейчас, когда его воображение перестало их творить и он постиг истину? Почему это произошло только с ним одним, в то время как все остальные люди продолжали жить в плену иллюзий?
Наверное, решил он, это — следствие какой-то психической блокады. Но как определить ее сущность?
Он отпил глоток и в тысячный раз постарался наиточнейшим образом вспомнить количество опрокинутых в тот вечер рюмок.
А что, если он ошибался? И то, сколько он выпил тогда, не имеет к этим событиям ни малейшего отношения?
Отхлебнул еще и, поднявшись, забегал из угла в угол.
«Никаких марсиан нет и в помине, — настойчиво думал он. — И никогда не было. Они существовали — как и весь остальной мир — до тех пор, пока я их намеренно представлял себе. Ну а теперь не желаю их больше видеть.
А посему…»
Может, подействовало на сей раз? Льюк включил радио, прослушал новости, в которых не сообщалось ничего экстраординарного. Если бы его старания увенчались успехом, то, не видя в течение нескольких минут марсиан, то и дело повсюду суетившихся и путавшихся под ногами, кто-то обратил бы на этот необычный факт внимание и новость об их исчезновении распространилась мгновенно.
Тягуче тянулись минута за минутой. Сердце Льюка болезненно сжалось. Диктор только что выстрелил в эфир музыкой.
Льюк зло выругался и выключил радио. Выпил еще, продолжая метаться туда-сюда по комнате, затем, сев, прикончил очередную порцию. Хотел было налить следующую, как его молнией пронзила догадка.
А нельзя ли обойти эту психическую преграду вместо того, чтобы пытаться преодолеть ее в лоб? Ведь даже вопреки убежденности в своей правоте, ему могло просто недоставать уверенности в себе. Что будет, если он, например, придумает что-нибудь другое, полностью отличное от действующего в данный момент варианта, а его воображение претворит это в действительность, и уж тогда его подсознание с таким мерзким норовом никак не сможет отринуть этот новый мир и получится…
Стоило попытаться. Терять все равно нечего.
Но надо было выдумать нечто такое, что бы он несомненно и крайне настоятельно желал. А какое в данный момент желание обуревало его по-настоящему, сильно, не считая, само собой, стремления освободить «всех остальных» от марсиан?
Конечно же, Марджи.
После двух холостых недель ему не хватало ее, как воздуха. За проведенные совместно дни он ведь вновь к ней крепко привязался.
Если он пожелает, но только очень сильно, чтобы Марджи оказалась здесь, то психический барьер будет порушен.
«Итак, представляю себе, — начал он, — что она катит на машине к этой халупе, уже оставила позади себя Индио и в данный момент — всего в километре отсюда. Так что я вот-вот услышу звук мотора…»
Он и впрямь вскоре услышал шум подъезжавшего автомобиля.
Льюк, намеренно сдерживая себя, степенно — ни в коем случае не бежать! — направился к двери. Открыл ее. Увидел свет приближавшихся издали фар.
Так что, сейчас это и произойдет?..
Нет, он должен немного подождать, чтобы удостовериться на все сто процентов. Подождать, пока машина не остановится и из нее не выйдет Марджи, и только тогда он узнает истину. Именно в это торжественное мгновение он и произнесет сакраментальную фразу: «Марсиан нет».
