Впереди послышался пронзительный свист, и в небо взметнулись еле заметные ростки, превратившиеся на глазах в крепкие бутоны; они распустились громадными красно-зелеными цветками, гигантскими перезревшими одуванчиками, освещая застывший город мерцающим светом, и в мгновение ока завяли, беспомощно осыпались на землю, так и не дождавшись порыва ветра. Это было совсем рядом, на соседней улице, и Пельша бросился к людям, натыкаясь на стены, падая, поднимаясь вновь. Он должен рассказать правду о Вивисекторе! Ему поверят, обязательно поверят, ведь он лично побывал в катакомбах, на операционном столе…
Подбежав к перекрестку, Пельша резко остановился. Сквозь сизую дымку медленно, в абсолютной тишине брела толпа, перед которой, покачиваясь на уровне голов, плыл продолговатый ящик с криво сбитым крестом на боку. Потряхивая в такт ходьбе мочальными шевелюрами и пышными воротниками, на Пельша смотрели клоуны: вечно смеющиеся глаза; густо напомаженные рты тянулись в безумной улыбке. Казавшиеся восковыми слепками лица будто скользили по туго натянутой над землей нитке; облаченные в перчатки руки болтались вдоль сгорбленных тел.
Позади процессии, глядя перед собой, брела девочка с заплаканным лицом. Ее губы медленно и беззвучно шевелились: раз… два… три…
А праздник шел полным ходом: со стороны набережной доносились звуки оркестра: там танцевали, пели, смеялись, там басовито стучал барабан и пела фальцетом труба, там бумажные киты неистово рвались из рук хозяев, забавляя нетрезвых зевак.
Невольно отшатнувшись, Пельша налетел на угол дома. Торчащий из стены крюк зацепил рубаху, разорвал ее, обнажая бок и… кусок уходящего на спину пластыря.
Потемнело в глазах, не удавалось ни выдохнуть, ни вдохнуть — огромных размеров пробка сидела глубоко в горле, скребя шершавым боком по сердцу.
В панике Пельша запустил руку за спину, нащупал шероховатую поверхность пластыря. Повязка пружинила под пальцами, но боли пока не было. Онемевшая кожа казалась еще одной рубашкой, только избавившись от которой удалось бы сорвать с себя этот жуткий подарок свихнувшегося доктора.
Мысли разрывали голову. Пельша хотелось кричать во всю глотку, вкладывая в крик все силы, всю боль, скребущее отчаяние. Но кричать было нельзя. Остатки разума, позволявшие каким-то чудом владеть собой, зажимали холодными ладонями дрожащий рот. Нельзя было пугать людей из траурной процессии, которых Пельша никогда больше не увидит и не вспомнит — и которые не увидят и не вспомнят его. Поэтому не оставалось ничего другого, как разразиться страшным безмолвным криком, проходящим дрожью по телу, сводящим судорогой пальцы. От этого беззвучного крика саднило горло и застилало пеленой глаза; тяжелыми размеренными ударами пульсировал шов на спине.
Пельша упал на колени, продолжая вновь и вновь надрывать горло, чувствуя, как по лицу сбегают раскаленные капли, оставляя за собой серые выжженные дорожки. Где-то внутри путешественника металлическим насекомым затаился неведомый механизм.
Пельша стоял на коленях посреди улицы, а в светлеющем небе низко над крышами домов проплывала пара белых китов. И когда они, увлекаемые порывом ветра, были готовы взмыть в небо, зеленая искра фейерверка угодила одному из них чуть выше бокового плавника. Кит вспыхнул, в тот же момент превратившись в облако пепла. Раздались приветственные крики, аплодисменты, сразу несколько горящих ракет метнулись в направлении второй цели, но безуспешно. Кит уже был слишком далеко.
Пельша поднялся на ноги и прислушался к себе.
Ничего не болело. Дышалось на удивление легко, словно он только что выбрался из прокуренной комнаты на свежий воздух. Безуспешно попытавшись вернуть на место свисающий лоскут рубахи, Пельша огляделся.
Теперь он точно знал, куда идти. Оставалось найти кого-нибудь, способного подсказать дорогу.
Время, проведенное в «Клубе болтунов», начинало приносить плоды.
«…Мегалитические сооружения на Магаваленских островах у южной оконечности Кето явственно свидетельствуют о том, что Восточная Волна мигрантов Белой Расы, устремившейся после крушения Атлантиды через Индию, Бирму и далее к Американскому континенту (напомним любознательному читателю тот факт, что легенды о Белом Боге Кетцелькоатле знает вся Мезоамерика, а путь Великого Посвященного прошел от Анд к Мексиканскому заливу), оставила свой след и на этом благословенном острове. Именно ими, представителями Великой Белой Расы, был проложен ряд загадочных туннелей под горами острова и выстроены каменные круги в джунглях под Патройей. С уходом Детей Белой Расы на Кето на долгие века и тысячелетия опускается ночь варварства и дикости. Арийцы, потомки Великой Белой Расы, возвращаются на эти берега лишь многим позднее: наследник Великих Посвященных Васко да Гама в своем поиске атлантических потомков (о чем мы подробно пишем в нашем исследовании «Последний атлант Васко да Гама: путь на Восток») высаживается на остров и называет его Земля Отцов — Терра Патройа. Увидев встающие там и сям над скалистым основанием острова пики разрушенных временем храмов Древних Посвященных, он, с верой в сердце, вступил на берег. Каковы же были его ужас и отвращение, когда оказалось, что вместо просвещенной цивилизации его ожидают на здешних берегах дикость и каннибализм. В гневе и отвращенье да Гама разрушает несколько селений аборигенов, очищая самую землю от смрада разложения и нечистоты. Но разрушает лишь затем, чтобы оставить здесь — на время, как полагал он сам, — поселение для своих моряков, больных цингою.
Однако же на обратном пути Васко да Гама на остров не возвращается — как видно, сбитый с толку иудейскими плутократами, настоявшими на возвращении к португальскому двору.
Колония, однако, не вымирает — по крайней мере, не вымирает быстро. Испанцы, достигшие острова более чем через сто лет, обнаруживают остатки селенья — уже пустого в ту пору, однако в близлежащих племенах немалое число людей, несущих в чертах своих печать Белой Расы: мы полагаем, что оставлены они, эти черты, именно моряками да Гамы, выжившими в одиночестве южных морей и отправившимися на духовный подвиг в самую гущу туземного населения.
Как бы там ни было, но испанцы — в момент рассвета своей империи, над которой солнце не заходило ни на миг, — пришли на остров как новые хозяева. И пришли, как они полагали, надолго.
Между тем, основав город и устроившись на склонах Монте-Боки, вползая по ней все выше и выше, не подозревали, что господство их — подобно господству Валтасара на пиру, и закончится столь же быстро: в один день и одну несчастливую ночь».
