Дело III. Приключение с человеком на четвереньках
{19}
Мистер Шерлок Холмс всегда придерживался мнения, что мне следует опубликовать поразительные факты, связанные с профессором Пресбери, чтобы раз и навсегда развеять те отвратительные слухи, которые двадцать лет назад всколыхнули университет и эхом прокатились по ученым сообществам Лондона. Однако определенные обстоятельства помешали это сделать, и истинная история этого необычного дела легла в ту жестяную коробку, в которой хранятся записи о столь многих приключениях моего друга. Лишь теперь мы получили разрешение обнародовать факты, которые составили одно из последних расследований, проведенных Холмсом до окончательного отхода от дел. Но даже сейчас, делая их достоянием публики, необходимо соблюдать определенную сдержанность и осторожность.
Как-то воскресным вечером сентября 1903 года я получил послание от Холмса, которое как всегда было немногословным: «Если можете, срочно приезжайте. Если не можете, все равно приезжайте. Ш. Х.»
Отношения, которые связывали нас в те дни, можно назвать довольно своеобразными. Он был человеком привычек, глубоких, устоявшихся привычек, и я относился к одной из них. Я для него был чем-то наподобие скрипки, любимого грубого табака, старой черной трубки, справочников на полке или других, возможно, не столь безобидных вещей, окружавших его. Когда ему предстояла активная работа и требовалось присутствие надежного товарища с крепкими нервами, моя роль была очевидной. Но мое общество требовалось ему и помимо этого. Я был чем-то вроде точильного камня для его ума. Я стимулировал его. Ему нравилось размышлять вслух в моем присутствии. Нельзя сказать, что в такие минуты произнесенные им слова были адресованы мне… Точно так же он мог обращаться, скажем, к стойке своей кровати, но, тем не менее, войдя в привычку, я сделался важным дополнением, которое, внимая его словам и время от времени вставляя замечания, помогало ему думать. Если его и раздражала определенная методичность и неторопливость моего склада ума, то от этого его собственный пламенный интеллект и интуиция вспыхивали с новой силой. Примерно так можно охарактеризовать мою скромную роль в нашем союзе.
Прибыв на Бейкер-стрит, я застал его в кресле. Он сидел с высоко поднятыми коленями и трубкой во рту. По тому, как он задумчиво морщил лоб, было видно, что его занимает какая-то сложная проблема. Следующие полчаса лишь вялый взмах руки в сторону моего старого кресла указал на то, что он заметил мое появление. Но потом он неожиданно передернул плечами, словно сбрасывая с себя пелену задумчивости, и со своей обычной хитроватой улыбкой приветствовал меня в моем бывшем доме.
– Надеюсь, вы простите меня за некоторую рассеянность, дорогой Ватсон, – сказал он. – За последние двадцать четыре часа мне сообщили довольно необычные факты, которые в свою очередь навели меня на размышления более общего порядка. Я серьезно подумываю написать монографию об использовании собак в работе детектива.
– Но, Холмс, эта тема уже и так довольно глубоко исследована, – несколько удивился я. – Собаки-ищейки и их нюх…
– Нет-нет, Ватсон, с этим, разумеется, все понятно. Однако существует и другая, далеко не столь очевидная сторона этого вопроса. Возможно, вы помните, что в том случае, который вы в свойственной вам сенсационной манере связали с «Медными буками»{20}, я, проанализировав поведение ребенка, сумел определить наличие криминальных наклонностей у его солидного и почтенного отца?
– Конечно, прекрасно помню.
– То же самое я имею в виду, говоря о собаках. Собака является отражением того, что происходит в семейной жизни ее хозяев. Кто-нибудь видел, чтобы у печальных людей жила жизнерадостная собака или у счастливых – грустная? Люди раздражительные держат раздражительных собак, а опасные заводят опасных. К тому же они передают друг другу перемены настроения.
– Ну, тут уж вы слегка перегибаете палку, Холмс, – покачал головой я.
Он в очередной раз наполнил трубку и снова уселся в свое кресло, не обратив внимания на мое замечание.
– Практическое применение того, о чем я говорю, тесно связано с делом, которое я сейчас расследую. Передо мной запутанный клубок, и я ищу свободный конец, за который можно было бы ухватиться. Возможно, я найду его, ответив на вопрос: почему волкодав профессора Пресбери укусил своего хозяина?
Я несколько разочарованно откинулся на спинку кресла. Неужели меня оторвали от работы ради подобной ерунды?
Холмс посмотрел на меня.
– Все тот же Ватсон! – сказал он. – Вы так и не научились понимать, что самые страшные тайны могут зависеть от ничтожных мелочей. Неужели вам не кажется странным, что степенного престарелого мыслителя (вы ведь наверняка слышали о Пресбери, знаменитом кэмфордском{21} физиологе?), что такого человека уже дважды покусала его собственная собака, которая всю жизнь была ему преданным другом?
Как вы это объясните?
– Собака больна.
– Да, эту возможность нельзя исключать, но ни на кого другого она не нападает да и хозяину, похоже, досаждает только в каких-то особенных случаях. Все это странно, Ватсон… Очень странно. Однако юный мистер пришел раньше времени, если это он звонит. Я рассчитывал поговорить с вами подольше.
На лестнице послышались быстрые шаги, потом в дверь громко постучали, и в следующий миг перед нами предстал новый клиент. Это был высокий красивый молодой человек лет тридцати, одетый аккуратно и элегантно, но что-то в его манере держаться скорее наводило на мысль о застенчивом студенте, чем об уверенном в себе мужчине. Поздоровавшись за руку с Холмсом, он удивленно посмотрел на меня.
– Это весьма деликатное дело, мистер Холмс, – нерешительно произнес он. – Понимаете, отношения, которые меня связывают с профессором Пресбери в личной жизни и по службе… Вряд ли я имею право разговаривать при посторонних.
– Не бойтесь, мистер Беннет. Доктор Ватсон – само воплощение благоразумия, к тому же, уверяю вас, в этом деле мне, скорее всего, понадобится помощник.
– Хорошо, мистер Холмс. Я не сомневаюсь, что вы понимаете причину моей осторожности.
– Ватсон, дело в том, что этот джентльмен, мистер Беннет, – ассистент великого ученого, живет с ним под одной крышей и помолвлен с его единственной дочерью. Мы, разумеется, должны понимать, что профессор полностью доверяет ему и рассчитывает на верность и преданность с его стороны. Я думаю, лучший способ их доказать – попытаться раскрыть эту странную тайну.
– Надеюсь, что нам это удастся, мистер Холмс. Сейчас это мое единственное желание. Доктор Ватсон в курсе дела?
