— А что бы это могло означать? — подразнивал его Толтека.
Ллирдин пожал плечами.
— Не знаю. Я сам-то не такой уж мыслитель. Может Богу иногда нравится пошутить. Но если так, то у By лукавый юмор.
После того, как шторм прошел, отряд продолжил путь к площадке космодрома. Толтека провел в делах день и ночь, исследуя местность. Это как раз то, что нужно, решил он.
Хотя время Бейля все приближалось, и гвидионцы стремились домой, Даид назначил обходной маршрут. Дождь прибил вулканическую пыль, но для полного очищения земли понадобится больше осадков. Было бы глупо возвращаться по загрязненному пути. Он стремился к уступу гор, выдававшемуся в северной части массива, между экспедицией и побережьем. Перевод через него поднимался над границей леса, и путь был тяжел. Они остановились на несколько часов в самом верхнем лесу, чтобы отдохнуть перед последним подъемом. Была середина утра.
Поев, Толтека вышел из лагеря, чтобы умыться в ручье, протекавшем поблизости. От ледниковой воды он окоченел, но, растеревшись полотенцем, он почувствовал, как весь горит, словно маленькое солнце. Одевшись, он двинулся в поисках водопада, шум которого слышался на расстоянии. Охотничья тропа вела через кустарник к подножью. Он уже собирался выйти, как вдруг услышал голоса. Ворон и Эльфави!
— Пожалуйста, — просила девушка. Голос ее дрожал. — Умоляю тебя, будь благоразумен.
Ее отчаяние поразило Толтеку. В какой-то момент негодования ему хотелось прорваться вперед и разобраться с Вороном. Он сдержался. Подслушивать не по-джентельменски. Даже если — или может именно потому что — с первого вечера в Священном Городе они так часто были вместе. Но если она была в каком-то трудном положении, он хотел знать об этом, чтобы можно было попытаться помочь ей, а он думал, что она не скажет ему в чем дело, если он задаст вопрос прямо. Ведь существовали культурные барьеры, запреты или смущение, и переступать через это мог только бесчувственный Ворон.
Толтека облизал губы. Ладони его вспотели, а в ушах стучал пульс — почти так же громко, как ручей, бежавший перед ним через уступ. К Хаосу это джентльменство, яростно решил он, скользнул за живую изгородь и пригляделся сквозь листву.
Вода, пенясь, уходила в поросшую молодыми деревцами лощину. Их листва создавала подвижный узор света и тени под таинственным горным небом. В водяной дымке плясала радуга, меж камней, покрытых мягкой зеленью, вились ручейки, камни на дне, казалось, покрывались рябью. Прохладный и сырой воздух звенел от шумного водопада. Высоко над головой кружила одинокая хищная птица.
Ворон стоял на берегу — словно статуя в черной походной накидке. Когда он смотрел на девушку, его лицо, казалось, было отлито из металла. Она все время прятала от него глаза и ломала пальцы. Крошечные капельки, застрявшие в ее волосах, преломляли свет в пылающие осколки, но эта распущенная грива была сама по себе самое яркое, что видел перед собой Толтека.
— Я благоразумен. — отрезал Ворон. — Когда я натыкаюсь носом в одно и то же три раза подряд, я не могу не заметить запаха.
— Третий раз? Что ты хочешь этим сказать? Почему ты так сердит сегодня?
Ворон вздохнул и отметил на пальцах:
— Мы уже говорили об этом. Первое: ваши дома построены как крепости. Да, ты сказала, что это символ, но мне трудно поверить, что такие рациональные люди, как вы, пойдут на такие трудности и расходы только ради символа. Второе: уже никто больше не живет один, особенно в глуши. Не могу забыть то место, где это однажды пробовали. Те люди были убиты из оружия. Третье: пока мы искали площадку для космодрома, твой отец сказал что-то насчет того, что пещеры в скалах легко становятся укрытиями во время Бейля. Когда я спросил его, что он имеет в виду, он вдруг вспомнил, что ему срочно нужно куда-то идти. Когда я спросил пару других, они расстроились, почти так же как и ты, и что-то промямлили о мерах предосторожности на случай непредвиденных обстоятельств.
Что меня поразило, так это то, что получилось, когда я надавил на Кардвира, чтобы он по-настоящему мне все объяснил — несколько часов назад, во время похода. Во всем остальном он был так откровенен со мной, что я думал, он и дальше будет таким. Но вместо этого он рассердился — насколько это могут гвидионцы. Я даже на минуту подумал, что он меня ударит. Но он просто ушел, сказав, чтобы я вел себя как следует. Здесь что-то не так. Почему вы нас честно не предупредите?
Эльфави отвернулась, словно собиралась уходить. Она часто моргала, и на щеках ее заблестела влага.
— Я думала, ты… ты пригласил меня погулять, — сказала она. — Но…
Он поймал ее за руку.
— Послушай, — произнес он мягче. — Пожалуйста, послушай. Я пристаю к тебе потому что, ну, потому что ты дала мне повод рассчитывать на то, что ты никогда не солжешь или не уклонишься от того, что мне очень важно. И вот еще что. Ты никогда не видела насилия, а я видел. Слишком часто. Я знаю, что из этого выходит и… должен сделать все возможное, чтобы вы этого не узнали. Ты понимаешь? Должен.
Она перестала вырываться и стояла, дрожа, склонив голову, так что падающие локоны скрывали лицо. Ворон изучал ее некоторое время. Рот его потерял свою жестокость.
— Сядь, дорогая, — сказал он наконец.
Эльфави опустилась на землю, словно силы оставили ее. Сев рядом, он взял ее маленькую руку в свою. Толтеку словно пронзило.
— Вам запрещено говорить об этом? — спросил Ворон так тихо, что журчание ручья почти заглушило вопрос. Она помотала головой.
— Почему же тогда не расскажешь?
— Я, — пальцы ее сжали его ладонь, и она положила на нее вторую руку. Он сидел по-кошачьи пассивно, пока она глотала воздух. — Я не знаю. Мы не… — прошло несколько секунд, прежде чем она смогла выдавить слова. — Мы почти никогда не говорим об этом. И не думаем об этом. Это слишком ужасно…
Есть такая вещь, как подсознательный запрет, промелькнуло в голове у Толтеки, налагаемый неосознанно самим собой.
— И не то, чтобы плохое случается очень часто, сейчас, когда… когда мы научились принимать… меры предосторожности. Когда-то раньше, давно, было хуже.
Она взяла себя в руки и прямо посмотрела на него.
— Вы живете с большими, чем наши опасностями и ужасами, не так ли?
Ворон слегка улыбнулся.
— А-а, вот что. Я отклоняю твой контр-вызов. Давай не будем отвлекаться от главного. Во время Бейля что-то происходит или может произойти. Это очевидно. Ваши люди, должно быть, интересовались, что, если на самом деле не знают.
— Да. Предположения были.
Эльфави, казалось, успокоилась. Она нахмурилась, сделав паузу, а затем сказала почти холодно.
