Баррент попытался разобраться в своих ощущениях. До своего визита в Лавку Сновидений он никогда не чувствовал себя убийцей, в чем бы там ни обвиняли его земные власти. Раньше он думал, что, возможно, в худшем случае, совершил это убийство в спонтанном, неконтролируемом приступе ярости. Но хладнокровно спланировать и совершить убийство…
Почему он совершил его? Неужто его жажда мести была настолько сильна, что отбросила сдерживающие начала земной цивилизации? Очевидно, именно так. Он убил, и кто-то донес на него, а судья приговорил его к ссылке на Омегу. Он был убийцей на Земле, а теперь он стал убийцей на планете преступников. Чтобы жить здесь припеваючи, ему требовалось просто следовать своей природной склонности к убийству.
И все же Баррент находил, что сделать это крайне трудно, — он на удивление мало был склонен проливать чужую кровь. В День Свободного Гражданина, хотя он и выходил на улицу со своим иглолучевым пистолетом, он не мог заставить себя забить кого-нибудь из низших классов. Он не хотел убивать. Очень нелепый предрассудок, учитывая то, где, кем и чем был Баррент. Но тем не менее, ничего не поделаешь — у него был этот предрассудок. Как бы часто Тем Рэнд и Джо ни читали Барренту лекции о его гражданском долге, он все равно считал, что убийство — дело крайне неприятное.
Он обратился за помощью к психиатру, который заявил, что Баррент отвергает убийство из-за несчастливого детства. А впоследствии эту фобию еще больше осложнила травма, пережитая Баррентом в Лавке Сновидений. Поэтому убийство — это величайшее общественное благо — стало для него отвратительным. Такой антиубийственный невроз, угнездившийся в человеке, который самой природой предназначен для великого искусства убивать, — как заявил психиатр — неизбежно приведет к самоуничтожению Баррента. Единственным решением было ликвидировать невроз. Психиатр предложил Барренту немедленно пройти курс лечения в лечебнице для преступно неубийственных.
Баррент посетил лечебницу и услышал, как ее безумные обитатели вопят о доброте, честной игре, святости жизни и о других непристойностях. Желания присоединиться к ним у него не возникло. Возможно, он был болен, но ведь не настолько же!
Друзья неоднократно говорили Барренту, что невыполнение им своих гражданских обязанностей, обязательно приведет его к беде. Баррент соглашался с ними, но продолжал тешить себя надеждой, что если будет убивать только при крайней необходимости, то не попадет в поле зрения тех высокопоставленных индивидов, которые вершат правосудие.
Несколько недель его план, казалось, срабатывал. Баррент игнорировал приглашения из Лавки Сновидений, тон которых становился с каждым разом все более повелительным, и не посещал Мессы в Шабашнике. Его бизнес процветал, и Баррент проводил свободное время, изучая воздействие редких ядов и тренируясь в стрельбе из своего иглолучевого пистолета. В свободное врет он часто вспоминал о той девушке. Баррент бережно хранил пистолет, который она ему одолжила, и надеялся когда-нибудь ее встретить.
И еще он думал о Земле. После визита в Лавку Сновидений к Барренту иногда короткими вспышками стали возвращаться воспоминания. Это были отдельные, не связанные между собой картины: обшарпанный каменный дом, дубовая аллея, излучина реки, открывавшаяся в просвете между ивами. Эта полувспаханная земля памяти наполняла его почти невыносимой тоской. Подобно большинству граждан Омеги, его единственным, настоящим желанием было вернуться домой.
Совершенно невыполнимое желание…
Шли дни. Как обычно оно и бывает, беда случилась неожиданно. Однажды ночью раздался громкий стук в дверь, и в дом ввалились четыре человека, одетых в форму, и сообщили Барренту, что он арестован.
— За что? — спросил Баррент.
— Непристрастие к наркотикам, — ответил ему один из стражников. — У вас есть три минуты, чтобы одеться.
— А какое наказание?
— В суде узнаешь, — ответил стражник. Он подмигнул своим спутникам и добавил:
— Но единственный способ исцелить непотребляющего наркотики — это его убить. А?
Баррент оделся.
Его доставили в один из залов необъятного здания Министерства Юстиции. В честь древней системы англосаксонского судопроизводства зал этот назывался Судом Линча. Напротив по коридору от него находилась Звездная Палата — тоже древнего происхождения. Сразу за ней был Суд Последней Инстанции.
Суд Линча разделяла пополам высокая деревянная перегородка — в судах Омеги свято выполнялось требование, гласившее: «Подсудимый не должен видеть ни своего судью, ни свидетелей обвинения».
— Обвиняемый, встаньте, — произнес голос из-за ширмы. Тонкий, ровный и лишенный эмоций голос исходил из маленького репродуктора. Баррент едва мог понять слова, интонации и модуляции пропадали начисто, как и было запланировано. Судья всегда оставался анонимным — даже когда говорил.
— Уилл Баррент, — заявил судья. — Вы были доставлены в суд по серьезному обвинению в непристрастии к наркотикам и по мелкому обвинению в злонамеренном непочитании религиозных обычаев. По мелкому обвинению у нас есть клятвенное заявление священника. По серьезному обвинению у нас есть свидетельство Лавки Сновидений. Можете ли вы опровергнуть любое из этих обвинений?
Баррент подумал с минуту, а затем ответил:
— Нет, сэр. Не могу.
— В настоящее время Государство может отказаться от своего права преследовать вас за злонамеренное непочитание религиозных обычаев, поскольку это ваше первое нарушение. Но непристрастие к наркотикам является тяжким преступлением против государства Омеги. Непрерывное потребление наркотиков является принудительной привилегией каждого гражданина. Хорошо известно, что привилегиями необходимо пользоваться, иначе они будут утрачены. Потеря наших привилегий — это потеря краеугольного камня нашей свободы. Таким образом, неприятие или иной отказ воспользоваться привилегией равносильны государственной измене.
Возникла пауза. Часовые беспокойно переминались с ноги на ногу. Баррент, считавший ситуацию, в которую он попал, безнадежной, стоял, вытянувшись по стойке смирно, и ждал.
— Наркотики служат многим целям, — продолжал тайный судья. — Мне нет нужды перечислять те их качества, которые имеют большое значение для потребителей. Но если рассуждать с государственной точки зрения, то надо отметить, что пристрастившиеся — это лояльное население; наркотики — крупный источник подоходного налога; наркотики — яркий образец всего нашего образа жизни. Более того, я ответственно заявляю вам, что непристрастившееся меньшинство неизменно оказывалось враждебно традиционным институтам Государства. Я рассказываю вам все это, Уилл Баррент, для того, чтобы вы могли лучше понять вынесенный вам приговор.
