- Мы солдаты.
- Но разве солдаты должны убивать невиновных гражданских?
- А мы это делаем?
- Намереваетесь.
- Я намереваюсь.
- Мне следует понимать это так, что именно таким образом вы полностью берете вину на себя?
Ксаврас рассмеялся.
- Одна душа в обмен на свободу целого народа... Признайтесь, что это небольшая цена.
- А не является ли такое вот воплощение себя в роли телевизионного Фауста проявлением просто невероятной мегаломании?
- Польские традиции договоров с дьяволом не такие уж и мрачные. Некоему Твардовскому даже удалось черта обмануть. И вообще, у поляков в преисподней имеются хорошие связи.
- Вы шутите.
- А вы нет?
- Я спрашивал, нет ли у вас угрызений совести в связи с планируемым человекоубийством.
- А вы как считаете?
Да, брать интервью у Ксавраса Выжрына было делом нелегким.
(((
Что самое интересное, он ничего не вырезал и позволил Смиту передать в Нью-Йорк весь записанный материал. Наверняка он руководствовался какими-то скрытыми мотивами. Сам Айен составил о Выжрыне исключительно плохое мнение. Его уже не слепила легенда Ксавраса, его зрение не замыливалось живописными кадрами его предшественников, ему не было трудно увидать за всей этой мишурой человека. А видел он эгоиста с изломанной психикой, в любой момент готового пополнить состав пациентов психической клиники, причем, эта его гигантская мегаломания была не самой большой его проблемой. Айен погрузился в такое сентиментальное настроение, что даже начал про себя плакаться: это мы его создали, мы сами его создали - что само по себе было кичевой банальностью, в связи с чем настроение у Смита испортилось окончательно.
Но в какой-то степени это было правдой, правдой буквальной: ведь четверть миллиарда долларов позволила Ксаврасу обеспечить АСП через Стамбул всеми доступными там смертельными цацками. И уж вовсе нехорошим было предположение, что деньги Сети, раньше или позже, будут причиной и того атомного человекоубийства, если, конечно, оно не является лишь блефом со стороны Выжрына. Сейчас, после заключения контракта, все конкурентные станции обвиняли WCN в отсутствии чести и веры, оплевывая всяческими эпитетами, за которые их и к ответственности нельзя было привлечь, хотя, пока торги продолжались, никто и словом не заикнулся о неэтичности подобного предприятия. Теперь же они отрывались на все сто процентов, причем, тем более сильнее, чем выше становились рейтинги смотрибельности WCN.
Тем временем выжрыновцы шли на север, на северо-восток. Смиту было чрезвычайно трудно определить численность отряда в связи с его максимально распыленным порядком; через Военную Зону они перемещались словно небольшая туча саранчи, то разделяясь, то вновь соединяясь, время от времени приостанавливаясь для того, чтобы отдохнуть и подкрепиться. Тем не менее, Айен довольно быстро сориентировался, что отряд день ото дня увеличивается, людей в нем становится все больше и больше. Он спросил об этом у Море Исторгло Умерших.
- Пошли известия, так что ребята собираются, - согласился Море.
- Выжрын что-то готовит?
- Он всегда чего-нибудь готовит.
- Будет какая-то операция?
- Что бы ни было, - буркнул Море Исторгло Умерших и заснул. Они все умели так засыпать. Солдаты.
На следующий день перешли через реку и шоссе. Становилось все жарче, люди шли, раздевшись до пояса, с железяками, перевешенными через потные спины и плечи; поскольку они обходились без транспортных средств, все вооружение и боеприпасы им приходилось тащить на собственных плечах, а нередко - взять, к примеру, ручные станки для ракет "земля - воздух" типа Самострел - это были тяжести в несколько десятков килограммов.
Понемногу Смит начал ориентироваться в структуре командования и в отношениях, сложившихся в отряде. Тот самый встреченный еще в день галета мрачный толстяк оказался чем-то вроде штабного офицера Выжрына. Юрусь, в свою очередь, был командиром над саперами. И так далее, и так далее. Зато вот сенкевичевская троица как-то исчезла с глаз Айена; он даже расспрашивал про них, только никто ничего толком не знал - должно быть, Михал, Анджей и Ян получили следующий особый приказ, потому что ушли незадолго после того, как привели американца к Выжрыну.
В полдень все остановились на западной опушке березовой рощи. Смит только успел присесть в тени и глотнуть холодной воды, как прибежал Вышел Конь Иной Цвета Огня и приказал идти за собой. Айен поднялся без всякой охоты.
- Камера! - рявкнул Вышел Конь Иной Цвета Огня.
Смит поднял брови.
- Что-то случилось?
- Ты не болтай, а только делай, что тебе говорят.
Айен вынул и надел шлем. Море Исторгло Умерших остался спать возле рюкзака американца.
Они пошли.
Там была поляна, вся освещенная теплыми солнечными лучами; а на поляне - грязная лысина вывороченной земли; а в ней - яма; а в яме - тела. Смит немедленно включил запись. Плавным, годами тренированным шагом он направился влево, по широкой дуге, двигаясь по- рачьи, с напряженной шеей панорамируя яму. Могила была гораздо большей, чем показалось в первый момент: на две трети она была скрыта землей. Глаз камеры, послушный взгляду Айена, перемещался от одного фрагмента картины к другому, конструируя их в логические связки, одним только немым видом сообщающие зрителю выводы на первый взгляд объективного наблюдателя: слой почвы постепенно уменьшается, по мере того, как объектив поворачивается к югу, и в конце концов совершенно исчезает, открывая сплетение тел - могила неглубокая, к тому же засыпали ее не полностью, а может и не полностью откопали. Камера видит, камера понимает; изображения, отдельные кадры - это слова, и из них можно строить предложения, телепатически влияющие на зрителя, который даже и не понимает, что является приемником передачи, обладающей неким содержанием и значением. Это не его собственный мог производит отбор и раскладку - это мозг Смита. Наплыв на лицо мужчины: выклеванные глаза, желтые зубы, череп, просвечивающий из под кожи, мышцы - из под жира. И после этого - план пошире: десять, двадцать тел - одни мужчины в расцвете сил. Взгляд подымается: над ямой стоят: Ксаврас Выжрын, Вышел Конь Иной Цвета Огня и троица каких-то не известных Айену молодых боевиков.
- Выключи.
Смит выключил. Он направился к Выжрыну, обходя яму - и тут же попал в струю воздуха, подталкиваемого ленивым ветром от поверхности братской могилы. Смрад был невообразимый. Рот тут же наполнился слюной, язык покрылся сладковатым налетом. Айен не мог дышать. Он бросился назад, не успел, его начало рвать. Но шлем каким-то образом снять успел. Ноги подкашивались. Светловолосый молодой человек со снайперской винтовкой на спине вывел Смита из зоны смрада и подсунул сигарету. Айен затянулся дымом и тут же раскашлялся.
