– Э... Доктор Конвей, – произнес капитан, – мне не хотелось бы, чтобы вы решили, что я критикую Лонвеллина, тем более, что он был вашим пациентом и, возможно, вы с ним подружились. Я также не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, что меня, командира крейсера Федерации, раздражает положение мальчика на побегушках. Дело в другом...
Вильямсон снял фуражку и разгладил морщинку. Конвей заметил редкие седые волосы и морщины на лбу, обычно скрытом под козырьком. Капитан надел фуражку и вновь стал выдержанным и деловитым старшим офицером.
– Буду с вами откровенен, доктор, – продолжал он. – Я бы назвал Лонвеллина талантливым дилетантом. Такие, как он, постоянно мутят воду, перебегают дорогу профессионалам, ломают расписания и так далее. В общем-то, это не страшно, ибо ситуация на Этле требует срочного принятия мер. Но вот к чему я клоню; мониторы, выполняя задачи разведки, колонизации и обеспечения порядка, обладают известным опытом в разгадывании социологических головоломок наподобие этланской, при том, разумеется, что среди нас не найти ровни Лонвеллину с его способностями.
Да и плана лучше, чем его, у нас в настоящий момент нет...
«Интересно, – мелькнула у Конвея мысль, – капитан рассуждает о чем-то конкретном или попросту выпускает пар?» По прежним встречам с Вильямсоном Конвей не замечал за ним склонности плакаться кому-либо в жилетку.
– Поскольку в руководстве операцией вы второе лицо после Лонвеллина, – закончил капитан, – вам, на мой взгляд, следует знать не только то, что мы делаем, но и то, о чем мы думаем. На Этле действует в два раза больше наших агентов, чем мы думаем. На Этле действует в два раза больше наших агентов, чем известно Лонвеллину, и мы сейчас направляем туда дополнительные силы. Лично я очень уважаю нашего приятеля-долгожителя, однако не могу отделаться от ощущения, что он не вполне отдает себе отчёт в запутанности ситуации.
Помолчав, Конвей сказал:
– Я удивился тому, что для культурной миссии был выбран такой корабль как «Веспасиан». По-вашему, ситуация... гм... чревата опасностью?
– Да, – ответил капитан.
Внезапно громадная двойная звезда исчезла с обзорного экрана, на котором появилось изображение солнца класса О; в десяти миллионах миль от него виднелась серебристая искорка – планета назначения. Прежде чем Конвей успел задать хотя бы один из неожиданно возникших у него вопросов, капитан Вильямсон сообщил, что корабль вышел из гиперпространства и что теперь, до посадки, он будет очень занят, а потом вежливо выпроводил Конвея из рубки, посоветовав на прощание как следует выспаться. Конвей вернулся к себе в каюту и разделся, причем, как с удовлетворением отметила некая часть его сознания, почти машинально. Вдвоем со Стиллменом они последние несколько дней носили традиционные этланские костюмы – блузу, килт, пояс с сумкой, берет и длинный, до икры, кинжал, – и Конвей настолько свыкся со своим нарядом, что даже обедал в нем в офицерской кают-компании. Разоблачаясь, он размышлял над словами капитана.
Вильямсон полагал, что ситуация на Этле опасна и усматривал причину направления туда тяжелого крейсера именно в мнимом сгущении туч. Но в чём он разглядел эту опасность? Никакой военной угрозы, разумеется, не существовало. Нападение на корабль Лонвеллина причинило вред разве что благим намерениям ЭПЛХ. Значит, тут что-то другое. И вдруг Конвея будто осенило.
Империя!..
Упоминание о ней содержалось в отчётах представителей Федерации на Этле и в Агентурных сведениях, но прямого контакта до сих пор установить не удалось, что было неудивительно, поскольку, не будь Лонвеллина с его проектом, разведочные звездолеты мониторов проникли бы в этот сектор галактики лишь через пятьдесят лет. Об Империи известно было только то, что её власть распространяется на Этлу и что раз в десять лет она присылает на планету медицинскую помощь. Состав помощи и интервалы между поступлениями очередных её порций, по мнению Конвея, прекрасно характеризовали тех, кто отвечал за её отправку. С медициной в Империи, вероятно, туго, иначе лекарства, которые они переправляли на Этлу, рано или поздно справились бы с частью болезней. Похоже, что и с деньгами дела обстоят не лучше, ибо в противном случае корабли прилетали бы чаще. Скорее всего, загадочная Империя – ничто иное, как метрополия с немногочисленными колониями вроде Этлы. Главное, однако, заключается в том, что Империя, которая регулярно помогает окраинному миру, вряд ли может быть угрозой Федерации. Пожалуй, отчёты убеждали в обратном. И капитан Вильямсон, подумал Конвей, укладываясь в постель, волнуется понапрасну.
«Веспасиан» сел. На обзорном экране в радиорубке Конвей увидел серую бетонную площадку около полумили в поперечнике. Растительность и космодромные постройки скрывались за дымкой испарений. Пыльный бетон устилала опавшая листва, по очень похожему на земное небу мчались облачка.
Кроме крейсера, на космодроме имелся один-единственный корабль – космический бот, стоявший поблизости от этланской базы мониторов, группы пустующих строений, которые власти Этлы сдали Федерации в аренду.
– Вы, конечно, понимаете, доктор, – раздался из-за спины Конвея голос Вильямсона, – что Лонвеллин не может покинуть свой звездолет и что на данном этапе физический контакт между ним и нами испортит наши отношения с аборигенами. Но вот большой экран. Простите...
Послышался щелчок, и взгляду Конвея предстала ходовая рубка корабля ЭПЛХ вместе с хозяином в натуральную величину.
– Приветствую вас, друг Конвей, – прогудел Лонвеллин. – Рад снова встретиться с вами.
– Я тоже, сэр, – отозвался Конвей. – Надеюсь, вы в добром здравии?
Его вопрос был не просто проявлением вежливости. Он хотел узнать, не случилось ли за прошедшее время нового «непонимания» на клеточном уровне между Лонвеллином и его личным врачом – разумной и организованной колонией вирусов, которая обитала в теле ЭПЛХ. Врач Лонвеллина как-то устроил в госпитале настоящий переполох, да такой, что там все ещё спорили, куда его причислить – к врачам или к заболеваниям.
– Я совершенно здоров, доктор, – ответил Лонвеллин и, посчитав, видимо, что с формальностями покончено, перешел прямо к делу. Конвей заставил себя сосредоточиться.
Ему предстояло координировать работу медиков, а поскольку медицинский и социологический аспекты этланской проблемы были взаимосвязаны, Лонвеллин посоветовал Конвею не ограничиваться исключительно врачебной деятельностью. Судя по последним отчётам, в социологическом плане проблема продолжает осложняться, поэтому Лонвеллин выразил надежду, что интеллект, закаленный в столкновениях с трудностями функционирования Космического госпиталя, сумеет разобраться в здешнем нагромождении несуразностей.
