— Минога, — подсказала Карина.
— У этого существа было змеиное тело и … вывернутые конечности.
Он показал на локтевой сустав и попробовал выгнуть руку в обратную сторону.
— Похоже на эйгора, — кивнул Элвокс. — Разумеется, они не стали показывать себя такими, какие они есть.
— Не знаю, что и сказать. Порой мне кажется, я вообще ничего не видел или видел не их, а кого-то еще… Когда я пришел в себя, оказалось, я нахожусь в дедушкином доме возле Йокосуки. Дом, а вокруг дома лес. Я мог гулять по нему сколько угодно, однако понимал, что он ненастоящий. Дедушкин дом сгорел в тысяча девятьсот тридцать пятом году. Что до леса, то его вырубили подчистую. Очень долго мне казалось, что я сплю. Потом стали появляться и люди — по большей части женщины. Одна привлекательнее другой. Очень доступные — прямо как в известных книгах — и совершенно непохожие на реальных женщин. Судя по всему, существа, пленившие меня, решили заняться изучением моих основных инстинктов. Женщины приходили и уходили и при этом становились все более сдержанными и несговорчивыми. Вскоре вокруг моего дома выросла целая деревня — дома росли словно грибы, происходило это по ночам, когда я спал. Нет, это был совсем не сон. Я сам создавал предметы своего мира. Я решил, что пленившие меня существа, кем бы они ни были, наделили меня способностью проецировать вовне образы моего сознания. Должно быть, я имел дело с ками — божественными духами. Действительно божественными, вы понимаете? Тогда-то я и стал поклоняться им. Выстроил небольшую кумирню и отвел одну ее часть ками предков, а другую — новым нечеловеческим ками с их необычайными силами.
Постепенно я стал заходить все дальше и дальше в лес и однажды оказался на его опушке и увидел город, очень похожий на Иокагаму. В нем жили тысячи людей. Я был очень горд тем, что создал столь сложный образ, однако не понимал, что мне следует с ним делать. Я занялся поисками новобранцев, вместе с которыми смог бы вернуться на свой корабль. Я понимал, что война еще не закончена. Порою же мне начинало казаться, что я действительно попал домой, а все мои сомненья вызваны не в меру разыгравшейся фантазией. Но, как бы то ни было, в том мире не существовало ни кораблей, ни войн. Один город и только. Я не мог искупить свое малодушие, ибо не имел возможности принести себя в жертву императору. Я лишился не только разума, я лишился всего. Тогда-то я и решил создать иные вещи, которые позволили бы мне осознать границы дозволенного.
Утром, сидя на корточках в кумирне — я построил кумирню и в городе — я сосредоточился на Японии в целом. После этого сел на поезд и поехал из своего города, похожего на Иокагаму, в город, который должен был походить на Киото. Там-то я и поселился. Жил, работал, женился. У нас родился ребенок. При этом никто не старел. Я работал на заводе и имел определенное отношение к конструированию самолетов, которые, вероятно, были нужны только мне и более никому. Я жил в предвкушении грядущей войны. За все это время ни один из моих знакомых не изменился ни на йоту. Все оставались такими же, какими были всегда. Я стал скучать и частенько думал о том героическом времени, когда люди стремились снискать себе славу и жить полноценной жизнью. О том, как появилась Япония, как Солнце таилось в пещере, и о том, что с Ней потом стало. Я вспоминал и о Йему Тенно[4]… Но на мире, в котором я жил, это никак не сказалось — события тех далеких времен покрыты тьмою… Я знал о них слишком мало.
Тогда-то я и вспомнил о библиотеке. Я очень ясно представил себе бесконечные стеллажи, уставленные книгами. Вскоре я воочию увидел множество книг и газетных подшивок, содержавших массу самой разной информации. Из них-то я и узнал, что происходило с Японией после моего исчезновения. Конечно, прежде всего меня интересовали события той войны. Насколько они были правдивы? Этого я не знаю. Но информация была столь связной и согласованной, что я просто не мог отмахнуться от нее. Существа, захватившие меня, вводили в мой мир и совершенно реальные предметы — я понял это именно тогда. Я нашел массу английских книг, посвященных войне и многим иным темам. Вскоре я сумел освоить английский язык настолько, что мог говорить и читать на нем. Я не нуждался в отдыхе и потому занимался чтением день и ночь, посвящая этому занятию недели и месяцы. Я узнал, что мы проиграли войну. Капитулировали. Император заявил, что возникновение Японии — не более, чем миф, и сам он произошел не от Богини Солнца, а от смертных земных родителей.
— Император Сёва? — поинтересовалась Карина.
— Да. При жизни его звали Хирохито. В эту ночь, желая хоть как-то успокоить себя, я повесил в кумирне ленточку за Японию. Я стал бродить по библиотеке, разыскивая книги по истории Японии, с которой я был знаком только по школьным учебникам. Вскоре мое представление о прошлом существенно прояснилось. Сначала я остановился на девятнадцатом столетии, о котором мне рассказывал дедушка, который был настоящим самураем. Тогда же я узнал и о Бусидо, Пути Воина. Когда на следующее утро я покинул стены библиотеки, то оказался в Японии девятнадцатого столетия. Я вел жизнь странствующего служки. Длилось это, на мой взгляд, не одно десятилетие. Наступил новый век. Вот-вот должна была начаться война с Россией. Я почувствовал себя несчастнейшим из смертных. И тогда я отправился в свою кумирню и погрузил весь внешний мир во тьму. В эту непроницаемую темную бездну рухнуло все, в том числе две моих жены, первая из которых умерла во время родов, три ребенка, множество друзей. Я вышел из кумирни и оказался в неведомой стране, которая была создана совсем не мною. Я решил, что это детище ками. Это была Япония двенадцатого века. Меня звали Токимаса. Я был очень важным советником. Тогда же я стал понимать, чего хотят от меня ками. Я должен был досконально изучить японскую историю, чтобы понять, что же с нами было не так.
— Они говорили вам об этом? — поинтересовался Элвокс.
— Нет, мы никогда не разговаривали. Я их даже не видел. Но это мое предположение было небезосновательным, не так ли? Ведь я мог менять ход истории, верно? Соответственно, я мог попытаться привести всю нашу страну к просветлению. Можете считать это своеобразным экспериментом. Облегчить бремя боли, убийств, невежества… Я пытался… — Он на миг запнулся и потупил взор. — Причина всего — этот позор… Сначала я отказался покончить с собой, потом позволил пленить себя, спокойно пережил известие о гибели родины — и все это перед ками. Вы говорили, что существуют вещи, которые мне трудно будет понять. Вам же трудно будет понять меня, мой позор…
