Мама дотянулась вниз и крепко обхватила отца за грудь, полностью вытянув руки и просунув их под мышки отцу. Прабир представил ее, схватившую отца в медвежьи объятия и поднимающую его одним плавным движением — Прабир однажды видел, как она таким образом несла девяностокилограммовый газовый баллон в своей лаборатории в Калькутте — но сейчас было ясно, что она не сможет дотянуться так близко. Она сделала несколько глубоких вдохов и попыталась поднять отца.
Более неудобное положение сложно было вообразить. То, что она вообще сможет поднять его, казалось достаточно призрачным, но к тому же все, что она сделала, чтобы добраться до него, только отняло ее силы. Прабир видел, как носок ноги, которым она цеплялась за лестницу, сначала побледнел, а затем потемнел и покрылся фиолетовыми синяками. Из ее горла вырвался резонирующий, почти музыкальный звук, как будто, сдержав невольный крик боли, она сделала его сознательным, полным гнева и решимости. Прабир слышал от нее такое только однажды — в госпитале в Дарвине, во время родов.
Отец немного поднял голову, затем, выгнув спину, ему удалось приподнять плечи на пару сантиметров. Мама немедленно воспользовалась полученной возможностью, чтобы согнуть свои руки, отведя плечи назад и надежней закрепиться на лестнице. С руками, вытянутыми как можно дальше вперед, вся верхняя часть ее тела была бесполезным грузом, но сейчас она могла задействовать мышцы спины и рук. Прабир с радостью и восхищением смотрел, как она тащила отца наверх, обхватив его и сомкнув руки на его спине, пока не посадила его на лестницу.
Стена воздуха сбила Прабира спиной на землю, а затем обрушилась сверху мягкой волной песка. Он открыл рот и попытался что-то сказать через забитый рот, но в ушах стоял звон и он не слышал, получается ли у него.
Когда он рукой смахнул песок с лица то почувствовал, как что-то поцарапало предплечье а затем лицо перекосилось от боли. Когда он попытался открыть глаза, то казалось, что к векам приставили острие ножа.
— Па! Па! Па! — закричал он.
Он чувствовал, как воздух вибрирует у него в горле — он кричал во всю силу своих легких. Отец услышит его; только это имело значение. Отец услышит его и придет.
— Мы отправляемся в поездку, Мадди! На юг, на юг, на юг! На острова Танимбар!
Говоря это Прабир раздевал ее, бросая грязную одежду на матрас детской кроватки. Прабир подумал, что мама была бы не против, если бы он оставил их там нестиранными; весь смысл этого упражнения состоял в том, чтобы решить, что важно, а что нет. Именно поэтому он не стал тратить время, закапывая «тела» родителей, оставшиеся в саду. Они наверняка хотели бы, в случае если с ними что-то произойдет, чтобы он заботился о Мадхузре, вместо того, чтобы суетится над их бессмысленными останками.
Он надеялся, что его внешний вид был не слишком пугающим. Он смыл всю грязь, но сдался, пытаясь вытащить металл из кожи, и просто залил лицо и грудь бетадином в надежде избежать инфекции. Естественно, его родители убедились, что ни один кусочек шрапнели не проник слишком глубоко; им пришлось рассчитать размер и расположение заряда так, чтобы ни один фрагмент не обладал достаточной поражающей способностью и не смог навредить ему.
Мадхузре похоже выплакала все слезы, пока его не было. Когда она коснулась ран на лице Прабира и он резко шлепнул ее по руке, она лишь захныкала, да и то ненадолго. Она все еще дулась, но идея поездки, кажется, заинтересовала ее.
Он отнес ее в уборную, вытер сзади и потом еще немного почистил влажными салфетками.
— Где Ма? — требовательно спросила она.
— Я говорил тебе. На юге. На островах Танимбар. Она ждет нас там вместе с Па.
Мадхузре посмотрела на него скептически.
— Не-а.
— Что «не-а»? Она не уезжала с острова? Ну и где же она тогда, всезнайка?
Мадхузре открыла рот, чтобы что-то сказать, но она не слышала мамин голос, поэтому не нашлась с ответом.
Прабир сказал успокаивающе: — Я знаю, что было грубо с их стороны, уехать украдкой, не попрощавшись с тобой, но им пришлось поступить именно так. Они хотели убедиться, что я смогу позаботиться о тебе. Если я все сделаю как надо, они позволят мне остаться. Если нет — отправят в интернат. Прекрасная перспектива, не правда ли?
Мадхузре печально качнула головой, но Прабир подозревал, что это было больше связано с отсутствием Ма, чем с угрозой его высылки.
— Не беспокойся, — сказал он. — Это ненадолго. Я только что понял, что они хотят. Они хотят, чтобы мы покинули Теранезию.
Он отнес ее обратно в домик родителей, натянул ей чистые штаны и начал собирать сумку, в которой носили ее вещи, отправляясь на паром. Было трудно определиться, какие вещи нужнее всего. Очевидно теплая одежда, если они все еще будут в море, когда наступит ночь, а вот как насчет подгузников, крема и пудры? Она уже несколько месяцев самостоятельно ходила в туалет, взбираясь по ступенькам, которые сделал для нее отец, но справится ли она на корабле? Вряд ли можно было ожидать, что у нее получиться сходить за борт, так что он решил прихватить ее старый горшок — подгузники были слишком громоздкими.
В кухне она наполнил все шесть ее старых детских бутылочек фруктовым соком. Теперь она обычно пила из чашки, но иногда, когда она была уставшей или грустной, мама давала ей бутылочку, да и на корабле с ними будет проще. Он прихватил три упаковки ее печенья и жестянку с сухим молоком и остановился в нерешительности возле ее консервов. Если они не найдут родителей в первый день, то им придется ночевать под открытым небом, так что было нелишним подумать о разогреве пищи в кастрюле. Надо бы захватить крохотную спиртовую горелку, которую они держали на случай перебоев с электричеством.
Мадхузре ходила за ним по пятам из домика в домик, пока он собирал все необходимое и складывал в кучу на краю кампунга. Он нервничал из-за того, что бегает где захочет, но если бы он начал носить ее, то сборы заняли бы намного больше времени, и к тому же, зайдя на кухню и заглянув в домик бабочек через дверь, она смогла своими глазами убедиться, что Ма и Па больше нет в кампунге. Он подавил желание строго запретить ей даже приближаться к саду — если он не упомянет об этом, ей даже в голову не придет соваться туда.
Только когда он вытащил моторку из подсобки, Мадхузре похоже окончательно поняла, что они уезжают.
— Амбон! — прокричала она.
— Нет, в Амбон. Паром не действует. Мы отправляемся на юг, своим ходом.
И лодка и подвесной мотор были сделаны из сверхлегкого композитного углепластика. Обычно отец носил мотор в руках на берег и обратно, в то время как мама носила корпус, оперев его на голову. Сначала Прабир собирался толкать полностью загруженный корпус всю дорогу до берега, но уже первая попытка показала, что из этого ничего не выйдет. Ему предстояло как минимум четыре похода на берег: корпус, мотор, топливо и вода, затем еда, одежда и все остальное.
