— Мне зимой не холодно, — пропыхтел я. — Осторожно! Больно же!
— Извините. У вас здесь репей пристал… А хотите, я вас глиной потру? Она очень хорошо грязь смывает.
— Я тебя сам сейчас глиной порту, если ты не прекратишь с меня шкуру сдирать! Больно!
— Терпите! Я не виноват, что вы за собой не следите! Стыдно! Состоите на службе у Хозяина, и так себя запустили!
Я открыл было рот, чтобы наконец, сказать нахальному ангелочку все, что я про него думаю, как вдруг он ловко схватил меня за волосы на макушке и макнул в воду с головой. Чуть не утопил! Отплевываясь и отфыркиваясь, я вырвался, наконец, из его рук, и пулей выскочил из реки. Все! Хватит с меня!
— Гэл! Гэл! — смеясь, кричал Энджи мне вслед. — Куртку забыли!
Но я не остановился пока не добежал до пещеры. Там я повалялся по траве, чтобы высушить шерсть и, закрыв глаза от удовольствия, растянулся на солнышке. Хорошо. Все-таки ангелы понимают толк в мытье.
— Гэл! — голос Буллфера прогремел как всегда неожиданно, я даже подпрыгнул, принимая вертикальное положение. — Ты что здесь делаешь? Где Энджи? Я тебе что сказал?! Ни на шаг от него не отходить! Не оставлять его одного! Ну, если с ним что-нибудь случилось, я с тебя шкуру спущу!
Ну, вот, погрелся на солнышке, называется, отдохнул! Что с его ангелом сделается!? Кому он нужен!? Тоже мне сокровище! Вон, пожалуйста, летит, покоя от него нет!
— Гэл, вы оставили, — он передал мне брошенную одежду.
Естественно, про меня тут же забыли. Буллфер кинул на траву мешок, который притащил с собой и развязал его, ангелок заглянул туда и вытащил легкую зеленую курточку.
— Что это?
— Это тебе. И вот еще. — Он достал брюки такого же травянисто зеленого цвета, мягкие кожаные сапожки, берет с фазаньим пером. — Прими человеческий образ и переоденься.
Глаза ангелочка вспыхнули почти детским восторгом, он схватил свой новый наряд и умчался в пещеру, одеваться. Как ребенок, честное слово! А Булф снова запустил руку в мешок и вытащил одежду побольше размером, поскромнее расцветкой, но с дополнением в виде тонкой кольчуги и широкого серебряного пояса с внушительными ножнами, из которых торчала рукоятка кинжала, украшенная молочно-белым опалом.
— Это тебе, Гэл. Выбери какой-нибудь образ посолиднее, постарше… Ну, сам сообразишь.
Я бережно принял из его рук одежду, ладонью погладил дорогой плотный материал благородного стального цвета, полюбовался кинжалом и сказал растроганно.
— Спасибо, Хозяин. А для себя вы что принесли?
Он усмехнулся как-то странно, в третий раз полез в свой мешок с подарками и вытащил… великолепное глубокое седло, окованное серебром.
— Это что?
— Седло, не видишь, что ли.
— А… понятно, — сказал я, повторяя интонации ангелочка.
— Ничего тебе не понятно. — Ответил Буллфер, извлекая вслед за седлом такую же богато отделанную уздечку. — Давай, иди, переодевайся.
Озадаченный, я направился к пещере и тут же мне навстречу выскочил счастливый, измененный Энджи. Как я и думал, в своем новом образе он сохранил все ангельские черты, только крылья пропали, да лицо стало совсем как у обычного четырнадцатилетнего мальчишки, курносого, без всякого потустороннего сверхъестественного сияния в глазах. Он одел свой зеленый костюмчик и нацепил беретку с пером.
— Гэл, смотрите! Ну, как?!
— Обалдеть! — сказал я честно. — Ни за что бы не догадался, кто ты на самом деле.
Он покраснел от удовольствия и побежал хвастаться перед Буллфером.
Я тоже немного поколдовал над своим внешним видом, приняв облик мужчины средних лет, благородной, суровой наружности, с сединой в волосах и шрамом на щеке. Ежась от прикосновения железа к тонкой безволосой коже, натянул кольчугу, поверх нее серую куртку, штаны, сапоги, туго затянул пояс, навесив на него кинжал, немного походил, привыкая к новому образу и степенной, неспешной походкой вышел из пещеры. Увидев меня, ангелок удивленно распахнул глаза, а Буллфер довольно кивнул.
— Отлично! Именно то, что я хотел. Мужественный воин и его молодой благородный господин. Энджи, — обратился он к ангелочку, — ты умеешь общаться мысленно?
— Да. — Ответил он. — Только сейчас не знаю, насколько хорошо.
— Главное, чтобы ты мог понять хотя бы в общих чертах, чего я хочу.
— Я пойму, но зачем это тебе?
— Сейчас увидишь. Настройся на меня.
Ангелок послушно закрыл глаза, чуть поморщился от боли, когда Буллфер «прикоснулся» к нему сознанием, потом потер висок и сказал вслух.
— Да, слышу… Не так громко… Нет, хорошо. — И уже открывая глаза, спросил. — И все же Буллфер, не понимаю, зачем?
Но Буллфера уже не было. Рядом с ним, переступая с ноги на ногу, потряхивая роскошной длинной гривой, стоял великолепный огненно-рыжий жеребец.
Как и всякий мальчишка такого возраста, Энджи сначала в немом удивлении уставился на коня, потом подпрыгнул от восторга и схватил Буллфера за шею.
— Вот это да! Какой хороший! Какой красивый! Умница! — Лопоча всякую чушь, он гладил жеребца по шее, трепал его гриву и чуть не целовал в морду. — Красавец! Рыжий!
— Энджи. Прекрати, — сказал я строго, чтобы унять щенячий мальчишеский восторг ангела. — Какой он тебе Рыжий!?
— Да знаю я! Знаю! — воскликнул он нетерпеливо. — Конечно, я помню, что это по-прежнему Буллфер, но… нет, ты не поймешь! Теперь это мой конь!
Похоже, в новом облике у ангелочка крыша съехала окончательно.
— Хватит валять дурака! Ехать пора.
Я поднял седло и нерешительно подошел к жеребцу, он покосился на меня горящим черным глазом, и на морде его появилось довольно-таки насмешливое выражение. Забросив седло на гладкую лошадиную спину, я затянул подпругу, надел уздечку, стараясь не встречаться с Буллфером взглядом.
— Значит так, милорд, вы младший сын моего старого боевого друга, который поручил мне заботится о вас, воспитывать и обучать воинской премудрости. Я везу вас домой к папочке, вы с непривычки устали в дороге, и благородная леди Виктория не может не пустить нас отдохнуть после дальней дороги, чтобы узнать, что происходит в соседних землях и посплетничать. Понятно?
— Понятно, — ответил мальчишка, и вытащил из мешка огромное красное яблоко, которое Буллфер припас, надо думать, для него. — А далеко нам ехать?
— Чуть больше суток. А если бы вы запомнили координаты, то меньше часа.
— Не ворчи, — сказал он, с хрустом вгрызаясь в яблоко. — А то я скажу папе, что ты плохо меня воспитывал.
Жеребец громко фыркнул и тряхнул гривой.
— Ну-ка, полезайте в седло, ваша милость, — сказал я хмуро, предчувствуя, каким веселеньким будет для меня это путешествие.
