— Матери не нравится то, что вы — Эндер.
— Знаю.
— Но она все равно любит вас.
— Знаю.
— А Ким — это действительно занятно, но после того, как он узнал, что вы — Эндер, он стал лучше к вам относиться.
— Это оттого, что он — крестоносец, а я завоевал дурную репутацию, выиграв крестовый поход.
— И меня, — сказал Ольгадо.
— Да, и тебя, — отозвался Эндер.
— Вы убили народу больше, чем кто-либо в истории человечества.
— Будь лучшим во всем, что делаешь — так всегда говорила мне моя мать.
— Но когда вы Говорили за отца, вы заставили меня жалеть о нем. Вы заставляете людей полюбить и простить друг друга. Как же вы могли убить миллионы, совершив Ксеноцид?
— Я думал, что играю в игру. Я не знал, что это происходило в действительности. Но это не оправдание, Ольгадо. Если бы я знал, что бой происходил в действительности, я бы сделал то же самое. Мы думали, что они хотят убить нас. Мы ошибались, но у нас не было возможности понять это, — Эндер покачал головой. — Я знал другое. Я знал, что собой представляет наш враг. Поэтому я и победил ее, Королеву, я знал ее настолько хорошо, что полюбил ее, или, может быть, — я так любил ее, что смог понять. Я больше не хотел сражаться с ней. Я хотел покончить с этим. Я хотел вернуться домой. Поэтому я взорвал ее планету.
— А сегодня мы нашли место, где она сможет возродиться к жизни, — Ольгадо был очень серьезен. — Вы уверены, что она не попытается вернуться к старому, что она не попытается уничтожить человечество, начиная с вас?
— Я уверен настолько, — ответил Эндер, — насколько я вообще в чем-либо уверен.
— Не совсем уверен, — констатировал Ольгадо.
— Уверен достаточно, для того чтобы возродить ее к жизни, — возразил Эндер. — Настолько, насколько мы все в чем-либо уверены. Мы верим в это настолько, чтобы действовать, исходя из того, что это правда. Когда мы так уверены, мы называем это знанием. Фактами. Мы ставим на это свои жизни.
— Догадываюсь, что именно это вы и делаете. Ставите свою жизнь на то, что она — то, что вы о ней думаете.
— Я гораздо более самонадеян. Я ставлю и твою жизнь тоже, и жизнь всех остальных, и я даже не снисхожу до того, чтобы спросить чьего-нибудь мнения.
— Занятно, — сказал Ольгадо. — Если бы я спросил кого-нибудь, доверили бы они решение, могущее повлиять на будущее человечества, Эндеру, они, конечно, ответили бы «нет». Но если бы я спросил, доверились бы они Глашатаю Мертвых, то большинство из них сказали бы «да». И они даже и не догадались бы, что это один и тот же человек.
— Да-а, — протянул Эндер. — Занятно.
Никто из них не смеялся. Затем, через долгое время, Ольгадо вновь заговорил. Его мысли возвратились к волновавшей его теме.
— Я не хочу, чтобы Миро уезжал на тридцать лет.
— Скажем, на двадцать.
— Через двадцать лет мне будет тридцать два. Но он вернулся бы в том же возрасте. Двадцатилетним. На двенадцать лет моложе меня. Если когда-нибудь найдется девушка, которая согласится выйти замуж за парня с отсвечивающими глазами, к тому времени, наверно, я уже буду иметь жену и детей. Он даже не узнает меня. Я не буду больше его младшим братом, — Ольгадо сглотнул слюну. — Это было бы как если бы он умер.
— Нет, — возразил Эндер. — Это было бы как если бы он перешел из своей второй жизни в третью.
— Это все равно что умереть, — сказал Ольгадо.
— Это также все равно что родиться, — ответил Эндер. — Пока ты продолжаешь рождаться, хорошо иногда и умирать.
Вэлентайн связалась с ним на следующий день. Пальцы Эндера дрожали, когда он вводил команды в компьютер. Это не было простое сообщение. Это был вызов на разговор с полной голосовой и видеосвязью по ансиблу. Невероятно дорогостоящий разговор, но проблема была не в этом. Дело в том, что связь по ансиблу со Ста Мирами была, предположительно, отключена; то, что Джейн пропустила этот вызов, означало, что он был неотложным. Эндеру сразу же пришла в голову мысль, что Вэлентайн может угрожать опасность. Что, возможно, Межзвездный Конгресс решил, что Эндер замешан в восстании и обнаружил его связь с ней.
Она постарела. На лице были заметны морщины от множества ветреных дней, проведенных в путешествиях по Тронхейму. Но ее улыбка осталась прежней, а в ее глазах по-прежнему плясали чертики. Первое время Эндер молчаливо смотрел на нее, отмечая перемены, наложенные временем, она тоже молчала, увидев, что он совсем не изменился, был как видение из ее прошлого.
— Ах, Эндер, — вздохнула она. — Была ли я когда-нибудь такой юной?
— А буду ли я таким же красивым, когда состарюсь?
Она рассмеялась. Потом заплакала. Он не плакал; как он мог плакать? Он скучал по ней всего несколько месяцев, она же — двадцать два года.
— Я полагаю, ты слышала, — сказал он, — о наших проблемах в отношениях с Конгрессом?
— Я догадывалась, что ты находишься в самой гуще событий.
— На самом деле я случайно попал в эту историю, — ответил Эндер. — Но я рад, что оказался здесь. Я собираюсь остаться.
Она кивнула, вытерла глаза.
— Да. Я так и думала. Но мне нужно было связаться с тобой и убедиться в этом. Я не хотела потратить несколько десятилетий на то, чтобы, приехав к тебе, обнаружить, что ты только что уехал.
— Приехав ко мне? — удивился он.
— Я слишком взволнована этой твоей революцией, Эндер. После того, как двадцать лет я воспитывала детей, учила студентов, любила мужа, жила в мире с собой, я подумала было, что никогда не смогу воскресить Демосфена. Но потом до нас дошли рассказы о незаконном контакте со свинками и, тут же, известия о революции на Лузитании, и люди внезапно начали говорить нелепости. Тут я поняла, что опять поднимается застарелая ненависть. Помнишь видеофильмы о баггерах? Какими ужасными и наводящими страх они были? Вдруг они откопали и стали показывать видеосъемки тел ксенологов, не помню их имен, куда ни посмотришь — везде эти скверные картинки, подогревающие военный психоз. И все эти рассказы про десколаду, что если кто-нибудь когда-либо привезет ее с собой с Лузитании, то она уничтожит все — самый ужасный мор, который можно вообразить…
— Это верно, — сказал Эндер, — но мы работаем над этим. Мы стараемся найти способы предотвратить распространение десколады для безопасных путешествий к другим мирам.
— Верно это или нет, Эндер, но дело идет к войне. Я помню войну — больше никто этого не помнит. Поэтому я возродила Демосфена, кое-как разослала несколько сообщений. Их флот несет Маленького Доктора, Эндер. Если они придут к такому решению, то смогут распылить Лузитанию на атомы. Как…
— Как это раньше сделал я. Было бы поэтично, если бы я кончил точно так же, как ты думаешь? Кто с мечом к нам придет…
— Не шути со мной, Эндер! Я теперь матрона средних лет, и вместе с глупостью я утратила и терпение. По крайней мере сейчас. Я разоблачила некоторые неприглядные действия Конгресса и опубликовала сведения о них под именем Демосфена. Они ищут меня. Измена, вот как они это называют.
— Поэтому ты едешь сюда?
— Не только я. Мой дорогой Якт передал свой флот братьям и сестрам. Мы уже купили звездолет. Очевидно, что существует какое-то движение сопротивления, помогающее нам, — кто-то по имени Джейн вскрыл компьютеры, чтобы замести наши следы.
— Я знаю Джейн, — сказал Эндер.
— Так у тебя целая организация! Я была в шоке, получив сообщение о том, что могу связаться с тобой. Предполагали, что ваш ансибл взорван.
— У нас есть могущественные друзья.
— Эндер, мы с Яктом отправляемся сегодня. С нами едут трое наших детей.
— Твоя первая…
— Да, Сифте, та, что была во мне, когда ты уехал, ей уже почти двадцать два. Прелестная девушка. И еще наш хороший друг, преподаватель по имени Пликт.
— У меня была студентка с таким именем, — сказал Эндер, вспомнив разговор, проходивший всего лишь несколько месяцев назад.
— О, да, конечно, это было двадцать два года назад, Эндер. С нами также едет несколько верных людей Якта со своими семьями. Что-то вроде ковчега. Нет никакой срочности — у тебя впереди двадцать два года, чтобы приготовиться к моей встрече. Фактически даже больше, около тридцати лет. Мы собираемся проделать путь в несколько скачков, первые — в ложном направлении, так, чтобы никто не догадался, что мы направляемся на Лузитанию.
«Едет сюда. Через тридцать лет. Я буду старше, чем сейчас она. Едет сюда. К тому времени у меня тоже будет семья. Новинья и наши дети, если у нас они будут, такие же взрослые, как сейчас ее дети».
И затем, подумав про Новинью, он вспомнил Миро, вспомнил то, что несколько дней назад предлагал Ольгадо, в тот день, когда они нашли место для устройства гнезда для Королевы.
— Ты будешь очень возражать, — спросил Эндер, — если я пошлю кого-нибудь встретить тебя в пути?
