первого сородича, в которых чётко и без иносказаний объяснялись все ограничения, которые я возлагал на себе подобных. Это не просто правило, которому они должны следовать — это закон, который они не могут нарушить. Ведь всё их тело, разум и даже душа — уже, частично, часть меня, нарушить мой указ они не способны.
Отдав последние указания Райли, я осмотрел я вокруг, на без жизненную пустошь, что осталась после рождения Великой Матери.
— Думаю, что первой твоей задачей будет это место. Всё то, что ты съела, рождаясь в этом мире, тебе предстоит вернуть и взрастить. Я не ограничивают тебя более никак, лишь следуй правилам и выполняй свои обязанности, в остальном, ты свободны в своих действиях, деточка, — улыбнулся я Райли.
— Папа, могу я сначала отправиться в какой-нибудь мир? Мне это нужно, чтобы у меня появились полноценные дети, — без какого либо смущения и стеснения, спросила Райли, словно отпрашиваясь у своего отца на прогулку.
— Конечно, Райли, — кивнул я, — Как пожелаешь.
— Спасибо! — сказала радостно Райли и я видел, как многомерной тело Райли сместились чуть в сторону, к одному из отражений Земли. Я там уже бывал — обычная планета земля, почти полная копия Земли-Бет, за исключением того, что там отсутствуют кейпы и сейчас времена где-то в районе четверти или половины двадцатого столетия. Если там и есть какие-то отличия от земной истории, то настолько мелкие, что на первый взгляд их и не заметить.
Посмотрев ей вслед, я развернулся и моя проекция в это мире исчезла за ненадобностью — теперь миры-фермы находятся под ответственностью Райли. Не буду стоять над душой у девочки…
Глава 47
Война всегда была выгодна только лишь правителя, тем, кто сидит на вершине пирамиды власти, но никак не людям, которые находятся внизу, у самого основания этой пирамиды и поддерживают её такой, какая она есть, своими телами и жизнями, хотят они того или нет. Правителя безразлично их мнение.
Джеймс К. Уайт понял эту простую истину в тот момент, когда раненный оказался где-то в окружении нацистов, понимая, что он вряд ли сможет уйти и выжить. Не сможет выполнить задачу, из-за которой весь его отряд был отправлен в эту западную. Хотя и задачи, как таковой, никакой, на самом деле, и небыло. Лишь красивая обёртка, чтобы люди шли в бой, не думая о мотива приказа своего командования. Да и их учили ведь, сначала выполняй, потом думай.
И вот, итогом всего этого стала смерть всего отряда Джеймса, с которым он прошёл через три года войны, в которую оказался втянут весь мир. Три года они выживали в постоянных боях, когда пули летели едва ли не касаясь их, а артиллерийских снаряды взрывались в соседних окопах, но теперь от их отряда не осталось никого живого, кроме него. Да и сам он, по его же мнению, переживёт своих друзей не на долго.
А всё, только для того, чтобы попасть в руки нацистов вместе с чертежами нового вооружения, которое «нужно передать союзникам».
— «Ненавижу этих ублюдков, что мечтают лишь загрести себе побольше денег, благ, и оставшись с чистыми ручками, жить припеваючи, кладя ради этого на алтарь жизни десятков и сотен лучших ребят, каждый из которых в тысячи раз лучше таких отбросов!» — думал про себя Джеймс, хромая и сжимая изо всех сил зубы, из-за пробившей на вылет ногу пули.
Он уже наложил бинты, насколько это возможно, когда тебя преследуют немецкие ублюдки, но сводящая при каждом шаге боль от этого никуда не делась. Лишь кровь теперь не так активно покидала его тело.
Устало прислонившись к дереву, Джеймс прислушался к звукам ночного леса, зная, что где-то там по его следу идут десятки вооружённых солдат.
Хорошо ещё, что у них с собой не оказалось собак…
Однако, что-то казалось Джеймсу странным. Не сразу, но он заметил, что не слышит не то, что звуков преследователей, но даже звуков природы. Деревья не скрипт, наклоняемые ветром, нет шелест листьев друг о друга, нет завываний самого ветра, хотя Джеймс уверен, что ещё минуту назад его бег сопровождал довольно активный ветер. Не говоря уже о том, что не было слышно звуков насекомых, птиц или животных. Абсолютной тишины не бывает — всегда в природе что-то, да издаёт звук. Но сейчас Джеймс понял, что слышит звук сдвоенных ударов своего сердца и слышит пульс, бьющий ему в уши. А его дыхание, казалось, было громко подобным на фоне окружающей тишины.
— Что за черт… — прошептал он, но шёпот его ему самому тихим совсем не казался, что заставило его сильнее нахмуриться.
— Кажется, у тебя проблемы? — спросил неожиданно голос позади Джеймса, заставивший его на всей скорости развернуться к источнику и на рефлексах достать из кобуры пистолет — единственное, к чему у него ещё остались боеприпасы.
Однако, когда он обернулся, а его глаза сосредоточившись на происходящем, пистолет тут же непроизвольно был отпущен.
Окружение вокруг него резко изменилось. Казалось, что уже небыло леса, где он вот-вот встретит свою смерть от рук и оружия нацистов, вместо этого он оказался посреди плотно посаженных деревьев, что, словно арка вели к слегка светящемуся пруду, над которым летали яркие светлячки и который медленно переходил в небольшой ручей кристально чистой воды, что стекала вниз, прямо к нему.
Где бы Джеймс ни оказался, это место было столь волшебным, что, вероятно, на всю жизнь останется в его душе вечным отпечатков чего-то прекрасного, что существует на планете.
Но что привлекло намного больше внимания, так это не место, а источник голоса.
Прекрасная женщина… или девушка… сложно было определить её возраст, казалось, она вообще не могла быть ни молодой, ни старой. Чёрный волосы едва заметной волной спадали с её головы и казалось едва заметно двигались под едва заметным ветерком. Тёмные глаза, можно сказать, практически чёрные, приковывали к себе внимание Джеймса, который смотрел в них и… сам не мог понять, что видел. Оголённая шея, ключница, плечи, а так же верхняя часть груди, заставили его шумно сглотнуть
