— Прекратите!
Лейж не отвечал.
— Перестаньте играть. Мы поняли, в чем дело. На островах вы не играли, зная, что сигналы не дойдут до сообщников. Сейчас наша аппаратура улавливает волны, посылаемые вашей чертовой игрушкой.
Лейж оставил гармонику.
— Вы обречены. Фермент или…
— Я не могу…
В кабинете уже летало не меньше десятка лимоксенусов. Как ни отбивался от них Лейж, они продолжали жалить его, находя то одно, то другое доступное им место. Лейжу удалось раздавить двух — трех особенно нахальных и неосторожных, но с остальными поделать ничего не удавалось. От укусов горело тело, вспухало лицо, шея. Ногам доставалось особенно. Огневая боль шла от щиколоток к спине. Раздавленных им тварей набралось много, но откуда-то, из непонятно где существующих щелей и отверстий влетали новые и новые посланцы Рбала.
— Фермент, Лейж, — гремел голос из динамика, — или я выпущу их на вас через вентиляционный канал.
— Я не знаю, как его синтезировать.
— Ложь!
— Я получил его от Нолана… Немного, несколько граммов… я не знаю секрета…
— У меня эти штучки не пройдут. Признавайтесь!
— Я не умею синтезировать!
Лейж в минуту отчаяния вдруг подумал, что его ослабевший голос не услышит палач, захотел громче выкрикнуть это «нет», но не нашел в себе сил. Боль, дикая, нестерпимая, вызываемая отвратительными существами, парализовала. Мысли путались, хотелось ухватиться за кукую-то одну спасительную, но такой не оказалось. Мешали думать возникавшие в памяти рассказы о пытках. Лейж никогда не мог без содрогания и страха читать описания пыток, особенно применяемых к людям, которые действительно ничего не знали и поэтому ничего не могли сказать своим палачам.
Что-то выкрикивал Рбал, настаивал, требовал. Вероятно, грозил…
— Не умею, — всё тише отвечал Лейж…
Сколько теперь стало лимоксенусов? Не так уж много. Но Рбал запустит еще и еще… А если… если была бы возможность соединиться сейчас с Хуком и сказать ему: «Я не умею. Не умею!» Хук давал двадцать минут… Поверил бы Хук или нет?.. Сказать Рбалу, попросить его позвонить в город к Хуку… Нет, надо продолжать сигнализировать друзьям…
Лейж опять, уже распухшими губами припал к гармонике и кодировал слова прощального привета, призыв не прекращать борьбу.
Последний аккорд нес сообщение о ворвавшейся к нему туче лимоксенусов.
***
Прошли все сроки, отпущенные Крэлу профессором Овербергом, и настало время принять окончательное решение. Собственно говоря, Крэл принял его еще в Асперте, узнав о судьбе Аллана Лейжа. Теперь его заботило другое: как именно осуществить задуманное.
Уже несколько месяцев он вел опыты вхолостую. Тысячи проб, кончавшиеся ничем. Нужной была одна-единственная точка, найденная в памятное яркое утро, а Крэл, словно и не существовало ее, делал новые попытки, умышленно уходя дальше и дальше от найденного. До совещания у Оверберга, на котором Крэл не рассказал о полученных результатах, в его работу никто не вмешивался. Так могло бы продолжаться и дальше — дирекция считала необходимым предоставлять ему наибольшую самостоятельность, но Крэл начал сам привлекать вниманием своей работе. Теперь и заведующий отделом, и даже Оверберг были осведомлены о каждой серии его опытов, знали, что ни один не дает искомого результата.
Эксперименты Крэл ставил интенсивней прежнего, стараясь нагромоздить такую гору данных, в которой докопаться до набора цифр, составляющих код излучения, было бы практически невозможно. Оставалось придумать, как поступить с записью кода, выданной счетно-решающим устройством в ночь открытия. Запись не должна быть обнаружена. Изъять ее из пачки документов, подобранных в хронологическом порядке? Нет, пробел будет слишком заметен. Ясно станет, что выпадает какое-то звено, что не выверена группа цифр. Опыты могут повторить, ведя поиск в этом направлении, в этом, пропущенном диапазоне, и, конечно, наткнутся на нужное сочетание.
Крэл решил просмотреть данные трехмесячной давности, открыл свой личный сейф, вынул папку, почти не глядя, нашел в ней нужную страницу. Вот колонки цифр, напечатанные в определенной последовательности. Всё выглядит просто и стройно, но, как в формуле белка, стоит только чуть-чуть изменить порядок расположения аминокислот — и свойства белка станут совсем иными, так и здесь, достаточно переставить… Что такое?! Крэл вновь перечитал столбцы, относящиеся к кульминационному моменту генерации. Почему же после трех семерок стоит 832? Ведь это абсурд. Найдено было 717. Так похожие, совсем немного отличающиеся друг от друга трехзначные числа — 777 и 717. И дальше, почему 618, когда должно быть 648? А затем всё сдвигается непонятно куда.
Крэл подошел к гиалоскопу, быстро ввел в программное устройство группы, записанные в протоколе. Зеленого пика в приборе не получилось. Тогда он запер дверь, выключил телефон и принялся тщательно обследовать сейф. Сейф личный, обычно никто не открывал его. Что же могло случиться? Похоже, что не всё лежит на своих местах: будто кто-то осторожно, стараясь не нарушить порядок в чужом хранилище, пытаясь не вызвать подозрений, брал папки, ставил их на места, но ставил не совсем так, как это делал хозяин сейфа. Может быть, только показалось? А код? Забыть последовательность групп он не мог: 777–717–648…
Установка получила задание генерировать излучение по этому, хорошо запомнившемуся набору, и вскоре Крэл увидел на экране гиалоскопа яркий зеленый пик. Устойчивый, спокойный. Как тогда… Вот сейчас появится неожиданно Альберт Нолан, не снимая плаща и шляпы, сразу пройдет к прибору, с досадой скажет: «Всё-таки получилось!»
Крэл опасливо глянул на дверь, быстро отключил установку, не забыв уничтожить программирующую карточку с кодом, и запрятал папку в сейф. Кто копался в сейфе? Кто мог подменить страницу? Значит, код стал известен. Кому? Естественным было желание поскорее увидеть Нолана, но Нолан был в отъезде.
Субботы Крэл дождался с трудом. День выдался не по-осеннему жарким, в электропоезде было душно, не терпелось поскорее очутиться в пансионате. Похоже было, что поезд никогда не взбирался так долго, никогда путь не был таким надоедливым. Читать не хотелось, не успокаивала, как обычно, медленно разворачивающаяся панорама далеких, затянутых тонкой дымкой гор. Волнение, не покидавшее Крэла всю неделю, становилось нестерпимым, но истинную причину его Крэл понял только тогда, когда снова увидел застекленную автобусную станцию.
Подошел автобус в Асперт, но Крэл не сел в него, — Инсы на автобусной станции не было. До автобуса на Рови оставалось несколько минут, а она не показывалась. Если не приедет с этим поездом, значит…
