Поскольку мотивы, направления и последствия подобных действий непредсказуемы, планета Прометей стала зоной потенциальной опасности для человека. Вопросы,, возникающие в этой связи, носят не столько научный, сколько морально-этический характер, и потому решать их единолично я не вправе.
На мой взгляд, возможны лишь два варианта: либо ликвидировать биостанцию до получения новых данных, либо продолжать исследования силами хорошо информированных добровольцев. Я - сторонник второго варианта, в пользу которого говорит и тот факт, что Антропова, видимо, невозможно эвакуировать на Землю, ибо нет уверенности, что он сможет жить там.
В случае принятия второго варианта прошу Международный Совет Космонавтики и соответствующие организации оставить меня руководителем биостанции и поручить отбор добровольцев...
Скользили по орбитам два странных солнца, качали в невидимой колыбели удивительное дитя - свое ли, приемное ли? - теплом золота, бронзы, кармина и сурика светились циклопические кристаллы и сверкал сквозь вуаль атмосферы бессонный глаз Белого озера...
Карагодский наклонился к Пану:
- Значит, Белое озеро... м-м-м... разумно?
По голосу слышно было, что Пан улыбается в темноте.
- Вы читали "Солярис" Станислава Лема, а говорите, что не интересуетесь космосом... Я вам могу ответить словами лемовского героя: "То, что происходит, .не имеет аналогии с человеческим опытом, мы не знаем причин и вряд ли когда-нибудь их узнаем..." Возможно, тот, "иной разум" считает, что облагодетельствовал Семена Антропова, дав ему поистине божественное преимущество перед остальными людьми. А Семен хочет назад снова быть таким, как все. Или вперед - чтобы все были, как он. Середина для него - хуже смерти...
- Но где же он, этот таинственный разум?
- Вениамин Лазаревич, ничего не могу вам предложить, кроме досужих домыслов. На мой взгляд, Белое озеро не подходит - оно слишком мало и однородно для такой сложной субстанции. Сама кристаллопланета? Такая "рабочая гипотеза" есть, и от нее не отмахнешься; ведь человек, по сути дела, сложное сообщество жидких кристаллов, между биологическими науками и кристаллографией сейчас намечаются весьма интересные параллели... Сам Савин считает, что цитадель искомого разума-где-то около центра Галактики, а кристаллопланеты - что-то вроде биоразведчиков, с которыми хозяева связаны через Белые озера... Все это, повторяю, домыслы, а не факты.
- Но высший разум...
- Стоп. Так мы не договаривались. Почему высший? Только потому, что он делает искусственные планеты? А может быть, ему требуется для этого такой же уровень самосознания, как неандертальцу, копающему яму для мамонта?
Дважды звякнул автостоп проектора, возвестив конец фильма. Рубиновый экран смял и смешал призрачные видения и поглотил единым вдохом, как горловина компрессора.
Каютой овладело солнце. Сноп горячих, ощутимо плотных золотых лучей ворвался в иллюминатор, переломился в зеркале и ударил по темным углам, наградив каждый предмет, каждую мелочь точностью очертаний и длинной дрожащей тенью.
Карагодский прикрыл глаза, наслаждаясь. Тревожные химеры ушли, растворились, вопросы, зияющие, как неожиданная пропасть под ногой, отодвинулись на миллиарды километров от этой каюты, от этого горячего, привычного солнца. Здесь была Земля, здесь человек до сих пор чувствовал себя хозяином, и, как бы ни изощрялся Пан в словесной казуистике, он останется хозяином до конца. Это- в крови, иначе быть не может. Как вообще можно иначе?
Но ему вдруг вспомнились умоляющие глаза "бога Семена" - его странное и страшное нечеловеческими возможностями тело, глаза с немым вопросом: "Зачем? Зачем со мной это сделали? И почему - со мной?"
И смотрели на Карагодского глаза дельфинов-сколько промелькнуло их за долгие годы! - немигающие, полные своей думы и тайны. Кажется, в них тоже проскальзывало настойчивое "зачем". Но такого вопроса нет в ДЭСПе.
Так нельзя. Божье - богу, кесарю - кесарево. Нельзя объять необъятное. Пусть каждый делает свое дело. Что еще? По одежке протягивай ножки, кстати, "одежку", то есть научно-исследовательское судно "Дельфин", Пан получил не без помощи Карагодского. Не говоря об Уиссе...
- Чудесный сюжет для фантастического романа, Карагодский начал атаку с фланга.
- Согласен. Только это не фантастика, к сожалению. Для биостанции на Прометее, во всяком случае.
- Когда вы закрутили фильм, я решил, что у дельфинов нашлись космические прародители...
- Не исключено.
Карагодский поднял брови. Шутка, конечно, получилась топорной, но этот заполошный Пан принял ее всерьез.
Колючий дед. Надо с ним помягче.
- Вы этолог, Иван Сергеевич, это ваш хлеб - выяснять отношения животных друг с другом, а также с человеком. Мой хлеб - дельфинология, меня интересуют дельфины, больше никто и ничто. Я - сугубо земной человек, узкий специалист, практик. Я создал ШОДы и ДЭСПы, они стали частью народного хозяйства. Статьей дохода, если хотите. И немалого. И нам с вами не бороться с ними надо, а совершенствовать. Как говорится, чтобы и волки были сыты, и овцы целы... Вы что улыбаетесь?
В середине этой тирады Пан оторвался, наконец, от иллюминатора и повернулся к академику, и теперь рассматривал его в упор, с живейшим и насмешливым интересом.
- Ничего, Карагодский, продолжайте. Я первый раз вижу вас в роли бедного родственника.
- При чем тут бедный родственник? Я слуга. Слуга народа. Все, что я делаю; принадлежит народу и никому более...
- Я могу повторить то же самое и о себе. Дальше!
- Вам, чистым ученый, наши проблемы и заботы кажутся частными, мелкими. Еще бы - вы мыслите в масштабах глобальных, космических...
- Понял. Дальше!
- А здесь - Земля. Здесь свои традиции и законы.
- Значит, вы предлагаете установить две моральные нормы: одну для внутреннего употребления, другую для внешнего. Представьте себе страну, которая вовне проповедует идеалы добра и терпимости, а сама насаждает рабство. Можете вы себе представить такое?
- Далось вам это рабство!
- Ну, хорошо - не рабство, пусть это называют понаучному "антропоцентризм".
Карагодский прикусил губу, передохнул. Профессор снова тянет в болото философии. В ней он дока, ничего не скажешь. Но и Карагодский не зря получил звание академика.
- Сдаюсь, Иван Сергеевич, сдаюсь. Наш с вами спор напоминает поединок Геракла с Антеем. Вы - Геракл в своей области, отдаю вам должное. А я -грешный сын Земли, стоит вам оторвать меня от нее, вы можете задушить меня, как цыпленка. Прошу пощады. Или ваше великодушие касается только животных?
Великая штука - лесть. Даже Пан помягчел, заулыбался смущенно, сел в кресло, внезапно успокоенный.
