– Цыц! – приказал буфет, – Не до вас сейчас. У нас тут серьезный и принципиальный разговор!
– Не желаю я с тобой разговаривать, – грустно отозвался шкаф. – Да и нечего нам с тобой обсуждать.
– Ни нечего, а нечем, – залился мелким скрипучим смехом буфет. – Я твою пустоту своим боком ощущаю.
– Господа, – вмешался старый продавленный диван. – Надо быть мягче. Не время ссориться. Сейчас нам нужно держаться друг друга. В нашей жизни грядут перемены.
– Какие перемены? – засмеялся буфет. – Никаких перемен. Особенно теперь, когда хозяйки больше нет. Я стою на этом месте уже сорок лет. Я старше вас всех. И ни разу не сдвинулся с места. Даже когда умер хозяин! А это, если некоторые помнят, произошло тридцать восемь лет назад.
– Дзынь-дзынь, – зазвенели сервизы.
– Тебя опять подводят твои мозги, – вздохнул шкаф. – Спроси хоть у тумбочки.
– Тебя-то уж мозги теперь точно не подведут! – огрызнулся буфет. – «Спроси у тумбочки». Может быть, ты еще предложишь разговаривать с этими безмозглыми стульями?
Стулья возмущенно скрипнули, но промолчали. За обиженных собратьев вступился диван:
– Жизнь у стульев непростая, но это не значит, что они безмозглые. По крайней мере, они умеют спокойно выслушивать старших и мудрых.
– Кто тут мудрый?! – расхохотался буфет. – Уж не тумбочка ли? А старший, наверное, ты? Так тебе всего двадцать пять лет. И уже двадцать из них ты носишь у себя на спине эту безобразную яму!
– И горжусь этим, – ответил диван. – Эту яму просидела моя хозяйка. Она смотрела по вечерам телевизор, который стоит на тумбочке. Жаль, что телевизор не может этого подтвердить. Или ты не знаешь, что с тех пор как телевизор сломался, он общается только с тумбочкой?
– Мне все равно, с кем он общается, – отрезал буфет. – Самый старый и, следовательно, самый мудрый в этой квартире я!
– А может быть стоит поискать у себя на полках вазочку скромности? – подала голос из соседней комнаты старая металлическая кровать. – Или тебе напомнить твою собственную биографию?
– Что ты хочешь этим сказать? – откликнулся буфет. – Стоишь себе в спальне и стой. Сейчас разговаривают те, кто стоит в гостиной. Когда-то, когда хозяйка проводила половину времени на тебе, ты могла считать себя ее любимицей. Теперь хозяйки нет, и все равны.
– В таком случае стулья ничем не хуже тебя, – спокойно ответила кровать.
Буфет хотел что-то сказать по этому поводу, но не нашелся и только оскорбленно звякнул стеклянными дверками.
– Я помню, как у тебя испортился характер, – продолжала кровать. – Мы с тобой единственные, кто переехал сюда из старого дома. Был еще сундук. Но его больше нет. Ты помнишь, что случилось с сундуком?
– Не помню я никакого сундука! – огрызнулся буфет.
– Помнишь, – сказала кровать, – но об этом после. Пятьдесят лет назад, когда мне уже было лет тридцать, и я была украшением комнаты, в дом, где я стояла, привезли на телеге новенький буфет. Сначала он был неживой. Это всегда так бывает с новыми вещами. Но постепенно буфет оживал. Все мы знаем, как это происходит. Жизнь появляется от прикосновений человека. Если человек касается вас десять раз в день, через пять или шесть лет вы имеете шанс начать соображать и даже разговаривать. Если человек не расстается с вами, вы оживете через полгода. Кстати именно поэтому так быстро оживают игрушки.
– При чем тут телега и игрушки? – раздраженно пробурчал буфет.
– При всем, – сказала кровать. – Ты оживал медленно. Тебя поставили на самое видное место, наполнили красивой посудой, но подходили к тебе редко. Только иногда протирали с тебя пыль.
– Ну и что? – снова возмутился буфет. – Я этого, между прочим, не помню, но даже если и так?
– Я все помню, – спокойно продолжала кровать. – Ты не вполне ожил и через пять лет. Стоял, что-то бормотал про себя. Не отвечал на наши вопросы. Вскоре наша, тогда еще молодая, хозяйка вышла замуж и еще через пять лет получила квартиру в этом доме. И нас троих – меня, тебя и сундук привезли сюда. Ты все еще не вспомнил о сундуке?
– Ничего я не помню, – зло бросил буфет.
– Ты ожил уже через год после переезда, – сказала кровать. – Муж хозяйки сильно пил и прятал в тебе водку. Однажды он уронил бутылку, и ты весь пропитался водкой с верхней полки и до самого дна. Поэтому в том, что у тебя такой характер, нет ничего удивительного.
– А у тебя ржавые пружины из-за того, что Борька, когда был маленьким, по ночам забирался к хозяйке в постель и писал на матрац! – выкрикнул буфет.
– Я знаю, – спокойно ответила кровать. – На меня писала еще хозяйка, когда она была маленькой девочкой. Но я не стала от этого злее.
– Господа, – вмешался диван. – А что же случилось с сундуком? Уважаемая кровать? По всей видимости, буфет действительно ничего не помнит.
– Он все помнит, – сказала кровать. – Не так уж он и глуп. Сундук умер.
– Как это умер? – удивился диван. – Разве мебель может умереть?
Наступила тишина. В проходной комнате, которую буфет назвал гостиной, стояли рядом по одной стене буфет, зеркальный шкаф и тумбочка со сломанным телевизором «Рекорд». Напротив располагались продавленный диван с круглыми откидывающимися валиками по бокам, старенькое трехстворчатое трюмо и книжная этажерка. У окна стоял круглый стол. Промежутки между этими предметами обстановки заполнялись старыми крашенными-перекрашенными стульями. На стене замерли в немом ожидании часы, опустив гири до самого пола. В спальне стояли начинающая ржаветь кровать, угрюмый массивный комод и прикроватная тумбочка, на которой дремали старая радиола и разбитый телефон. В коридоре висели на стене опустевшая вешалка и большое зеркало. В кухне стоял старый холодильник с закругленными углами и с открытой дверцей. Молчала обожженная двухкомфорочная газовая плита. Безмолвствовали самодельные кухонные полки, стол и табуретки. Мерно капала вода в ванной, оставляя на пожелтевшей эмали коричневый подтек.
– Я знаю, как умирает мебель, – сказал круглый стол. – Она просто засыпает.
– Сундук умер не так, – заметила кровать.
– Она просто засыпает, – продолжил стол. – Когда-то давно я уже стоял в квартире, где умерли хозяева. Я стоял там долго. До тех самых пор, пока наша, теперь уже тоже умершая, хозяйка не купила меня. В той квартире никто не жил лет десять. Мебель покрылась толстым слоем пыли и начала засыпать. Когда человека нет долго, жизнь улетучивается из предметов, которые его окружают. Я сам тогда почти умер.
– И все-таки сундук умер не так, – повторила кровать. – Когда хозяин умер, у хозяйки не оказалось денег даже на гроб. Тогда пришел ее старик-отец и сколотил гроб из сундука. Для этого сундук пришлось сломать.
