- Что это значит? - прошептал я.
Профессор поднял брови и взглянул на меня утомленными глазами.
- Сбой.
Я пришел в себя. Процессы, происходящие в пантомате, отличаются идеальной стабильностью. Многие годы все было в порядке. Однажды я заметил изменения. Не так давно. А теперь величина отклонения - сбоя, как выразился Грениан, - передвинулась на целый разряд.
- Из этого следует... - начал я.
Он не дал мне кончить. Резко выпрямился, и тут я впервые увидел в его глазах страх.
- Из этого следует, - тихо сказал он, - что надо спешить.
Минуту, может, две я стоял неподвижно, чувствуя, что каменею. Не прошло и трех недель, как я покинул Землю. Программа тренировок требовала трех месяцев.
- Когда? - спросил я. Голос был мой, только звучал он как-то по-новому.
- Когда? - ответил он вопросом. Его взгляд бегал по сторонам.
"Аппаратура готова, - пронеслось у меня в голове. - Корабль?... Можно взять первый попавшийся. Экранировку сделают за два часа. Пилот?"
Я выпрямился и глубоко вздохнул. В голове зашумело. И неожиданно я успокоился. Разрозненные образы слились в логическое целое. Я начал рассуждать.
- Сегодня - нет, - сказал я. - Я только прилетел. Надо посмотреть результаты и выспаться. Завтра.
Грениан переждал несколько секунд, потом медленно наклонил голову.
- Значит, завтра.
Я все еще стоял. В который раз задал себе вопрос: знает ли он? Он мог знать. Он был главным координатором операции. К нему сходились все сообщения из пространства и с... Земли. Здраво рассуждая, он просто должен был знать.
В коридоре послышались приглушенные голоса.
- Что-нибудь еще, Дан? - мягко спросил Грениан. Я почувствовал спазму в горле, откашлялся и открыл рот. Переждал так мгновение, то мгновение, когда еще мог что-то сказать, потом повернулся и вышел из диспетчерской.
Грениан стоял неподвижно, слегка сутулясь, вытянув шею. Норин не спускал глаз с датчиков. Только Каллен смотрел на меня, словно я уже лежал в открытом гробу. Он стоял, выкинув руку вперед и оттопырив большой палец. Ну что же, он искренне желал мне удачи.
Я в последний раз взглянул на них и ногами вперед сполз в кабину. Опустились прозрачные переборки, разделявшие камеру надвое. Лица людей превратились в туманные пятна. Под полом нарастал тихий звон. Посветлело. Мощные рефлекторы били в куполообразный потолок, где расширялось круглое отверстие. Вдруг рефлекторы мягко ушли вниз. Меня окружила тьма. Прошло несколько секунд, прежде чем глаза стали различать помигивающие огоньки датчиков. После солнечного дня стартовой площадки мягкий свет экранов был еле виден. Я чувствовал себя легко, словно все происходившее до сих пор было простым недоразумением. Этакое недолгое плутание перед тем, как выйти на нужную дорогу. Я с некоторым сожалением осмотрелся вокруг. Одноместная кабина превратилась в безместную. Между моей головой и кабелями, блоками, щитами прицельников, миниатюрными пультами вспомогательной аппаратуры почти не оставалось свободного места. Чтобы шевельнуть ногой, надо было приподниматься в кресле. Если б не это, я скинул бы ремни и вытянулся во весь рост. Старт в пустоте всегда приводил меня в отличное настроение. Он создавал ощущение безопасности.
Я взглянул на часы. Сорок пять секунд. И тут у самого уха прозвучал спокойный, слишком спокойный голос "живого". Приподнятое настроение как рукой сняло. Это не был обычный старт в пустоте. И причем тут настроение? Прошло сорок пять секунд. Я уже за пределами защитной сферы базы. Все, сколько их там сейчас есть, сидят за полукруглым пультом в диспетчерской. Весь их мир сузился до размеров плоского прямоугольного экрана тахдара. Таким он будет сегодня, завтра и еще многие дни и недели. Но даже если я сойду с ума и начну дурить, если даже они обнаружат надвигающуюся на меня из пространства гибель, они ничем не смогут мне помочь.
Я устроился в кресле поудобнее, осмотрел датчики, проверил синхронизацию ленты и уставился на экраны.
На двенадцатый день пути с голосом "живого" что-то произошло. Казалось, вместе с ним со сдвигом на доли секунды говорит кто-то еще. С компьютером "живой" был связан напрямую, так что здесь причину искажения искать было нечего. Дефект синхронизации? Пожалуй, даже не дефект. Просто действие фактора времени. Я мог за считанные минуты скорректировать ошибку, что и поспешил сделать. Но тут же невольно подумал о Земле. О людях, запрограммировавших себя на целую вечность. Конечно, развитие человечества не прекратится. Просто оно будет протекать медленнее, возможно несколько иначе. Только вот достанет ли людям сил корректировать на себе ошибки, вытекающие из воздействия фактора времени? Того времени, от пагубного влияния которого они, как им кажется, освободились?
Однако довольно философствовать! Моя "деликатная миссия" как раз тем и хороша, что не требует рассуждений. Нужно лишь добраться до цели, а потом действовать. Думать только о том, что предстоит сделать. Делать только то, что как следует обдумал. И не пытаться фантазировать о том, что будет, когда все кончится. Ибо могло быть и так, что окончится слишком рано и не останется никого, кто мог бы меня этим попрекнуть.
Через две недели двигатели заработали активнее. За орбитой Урана предстояло снова пересечь плоскость эклиптики, а также раз навсегда установленные орбиты, по которым двигались на равных расстояниях тяжелые квазарные автотанкеры обеспечения, названные так в честь первого открытого людьми тела, двигающегося со скоростью, превышающей скорость света. Вероятность столкновения в пустоте даже в районах наиболее активного движения невероятно мала. Тем не менее она существует. И свести ее к нулю невозможно. Самое большее - можно соблюдать особую осторожность. А в пустоте лететь осторожно - значит лететь быстро. Не то, что на Земле. Опять - фактор времени. Следовало до минимума сократить период пребывания в опасном районе.
Двигатели набрали максимальную мощность, возможную в пределах Солнечной системы. Я перескочил на "другую сторону" пользуясь языком пилотов, - даже не заметив когда. Мне показалось, что в голосе "живого" прозвучало облегчение. "Рановато", - подумал я, словно обнаружил это облегчение не в мертвом аппарате, а в самом себе.
Уже месяц я сидел перед экранами. Диагностическая аппаратура все это время работала непрерывно. Если я просыпался в меру отдохнувшим, если мои сердце и мозг были в норме, то этим я обязан исключительно информеду, который регулировал обмен веществ, кровообращение, корректировал реакции на раздражители. Даже освещенность таблиц изменялась по мере притупления реакции глаз на определенные цвета. Я просыпался, смотрел на экраны, считывал данные, засыпал.
