— О чем вы говорите? — не понял Виккерс.
— Все собрались в пивной, — объяснил Эб, — и набираются храбрости, чтобы линчевать вас.
— Кто все?
— Все ваши друзья, — с горечью вымолвил Эб. — Кто-то настроил их против вас. Не знаю кто. У меня не было времени разузнать. Я сразу же бросился сюда.
— Но я любил Фландерса. Только я и любил его. Я был его единственным другом.
— У вас мало времени, — сказал Эб. — Надо уматывать.
— Куда я поеду? У меня нет машины.
— Я пригнал вам вечмобиль, — сказал Эб. — Никто не узнает, что вы воспользовались им.
— Я не хочу скрываться. Они обязаны выслушать меня. Обязаны!
— Вы с ума сошли! Ведь не шериф же явится с ордером на арест. К вам ворвется толпа, вас и слушать не станут.
Эб пересек комнату и крепко схватил Виккерса за руку.
— Уезжайте, черт подери! — воскликнул он. — Я рискую своей шкурой, предупреждая вас. Бегите, пока есть возможность бежать!
Виккерс высвободил руку.
— Хорошо, — сказал он. — Я еду.
— Как у вас с деньгами? — спросил Эб.
— Есть немного.
— Вот еще. — Эб вытащил небольшую пачку ассигнаций.
Виккерс взял их и сунул в карман.
— Бак заправлен полностью, — настаивал Эб. — Смена скоростей автоматическая. Управление как в обычном автомобиле. Я не выключал двигатель.
— Не хотелось бы поступать так, Эб.
— Знаю, что вам неохота уезжать. Но если вы не уедете, жители нашего городка станут убийцами, так что у вас нет выбора. Идите, — он подтолкнул Виккерса к двери, — пора ехать.
Виккерс быстро прошел по дорожке, слыша позади шаги Эба. Машина стояла у ограды. Эб оставил дверцу открытой.
— Садитесь. Поезжайте налево и выскочите на автостраду.
— Спасибо, Эб.
— Ну, скорее.
Виккерс выжал сцепление и нажал на акселератор. Машина тронулась с места и покатилась, быстро набирая скорость. Вскоре он выехал на автостраду и повернул на запад.
Милю за милей он ехал вперед, рассекая тьму лучами фар. Он вел машину в каком-то оцепенении, потрясенный происходящим: его, Джея Виккерса, хотели линчевать соседи, и он бежал от них. Эб сказал, что кто-то подбил их на это, но он не знал кто. Зачинщик должен был ненавидеть его. Но стоило ему подумать об этом человеке, как он понял, кто это был. И снова ощутил то же чувство страха, которое испытал при разговоре с Крофордом, когда отказался писать книгу.
— Что-то назревает, — сказал ему Гортон Фландерс, когда они стояли перед магазином новинок.
За его словами действительно что-то крылось.
Налицо были предметы первой необходимости, которые производились несуществующими фирмами. Налицо была организация бизнесменов, опасающихся какого-то неумолимого врага. Налицо был Гортон Фландерс с его непонятным фактором, удерживающим мир от войны. Налицо были фантазеры, которые бежали от повседневной реальности, забавляясь игрой в прошлое. И наконец, налицо был он сам, силою удивительных обстоятельств держащий путь на запад.
В полночь он уже знал, что делает и куда направляется.
Он держал путь туда, куда советовал ехать Гортон Фландерс. Он возвращался туда, куда поклялся никогда не возвращаться.
Он направлялся в страну своего детства.
Люди выглядели именно такими, какими он их себе представлял. Они сидели на ящиках перед единственным деревенским магазинчиком, жевали табак и, искоса поглядывая на него, говорили:
— Жаль твоего отца, Джей. Хороший был человек. И еще они говорили:
— Значит, ты пишешь книги. Надо бы почитать хоть одну. И еще говорили:
— Ты поедешь к своему дому?
— Сегодня же, — отвечал Виккерс.
— Там все переменилось, — добавляли они. — Все стало иначе с тех пор, как там никто не живет.
— Никто не живет?
— Никто. Хозяйство захирело, — отвечали они ему. — Заработков нет. Теперь есть углеводы, многие бросили свои фермы. У одних земли отняли банки, а другие отдали свои фермы почти задаром. Из полей сделали пастбища — поставили загородки и выпускают туда скот. Никто ничего не сеет. На западе закупают скотину на откорм, все лето она пасется здесь, а осенью ее забивают.
— У нашей фермы такая же судьба?
Они кивали головой:
— Уж так получилось, сынок. Парень, который купил ферму после твоего отца, так и не смог свести концы с концами. И он не единственный. Были и другие. Ты помнишь хозяйство старика Престона?
Виккерс утвердительно кивнул.
— Его постигла та же участь. А у него было хорошее хозяйство. Одно из лучших в округе.
— Там кто-нибудь живет?
— Никого. Кто-то забил досками окна и двери. Непонятно зачем.
Из магазина вышел хозяин и присел на ступеньки.
— Где теперь живешь, Джей?
— На Востоке, — ответил Виккерс.
— Надеюсь, дела идут хорошо?
— На еду хватает.
— Уже неплохо. Сегодня стыдно сетовать на жизнь тому, кто ест досыта.
— А что за машина у тебя? — спросил кто-то.
— Это новая модель, — ответил Виккерс. — Я ее только купил. Вечмобиль.
И они говорили:
— Мы никогда не слыхали о такой марке.
И они говорили:
— Она небось стоит кучу денег.
И они спрашивали:
— А сколько бензина она жрет?
Он сел в машину и поехал по пыльной, захиревшей деревне со старыми автомобилями у ворот, с ее методистской церковью на холме, с ее дряхлыми жителями, с ее собаками, спящими в тени под кустами сирени.
На воротах у въезда на ферму висела цепь с висячим замком, поэтому Виккерс оставил машину на обочине шоссе и четверть мили до дома прошел пешком.
Дорога на ферму заросла травой, доходящей до колен, и лишь местами виднелись следы колеи. Необработанные поля, вдоль изгородей разросшийся кустарник — истощенные постоянным возделыванием одной и той же культуры и заросшие сорняками земли.
С шоссе постройки казались такими же, какими он их помнил. Они уютно жались друг к другу, скрывая в себе доброе семейное согласие, но когда он подошел ближе, открылись признаки запустения. Двор, окружавший дом, зарос травой, сорняки поглотили цветочные клумбы, от пышных кустов роз у крыльца осталось несколько хилых веток. Сливовые деревья в углу возле изгороди совсем одичали, да и сама изгородь почти развалилась. Стекла большей частью были выбиты, скорее всего местными мальчишками. Задняя дверь оказалась открытой и хлопала на ветру.
Он продрался сквозь заросли кустарника, обошел дом, удивляясь тому, сколь живучи следы былой жизни. Он различил на задней стене дома отпечатки своих ладоней, которые оставил в свежей глине десятилетним мальчуганом; на подоконнике подвального окна виднелись царапины от поленьев, которые он сбрасывал вниз, чтобы топить старую дровяную печь. Возле дома он нашел старую ванночку, в которой его мать каждую весну высаживала настурции; ее почти съела ржавчина. На переднем дворе по-прежнему стояла рябина, он вошел в ее тень, глянул сквозь листву на небо, погладил гладкую кору ствола и вспомнил, как его, мальчишку, распирало от гордости, что он вырастил дерево, какого не было ни у одного из соседей.
