— Странно, Флинтер, но я больше не испытываю страха. Меня ничто не заставляет убегать, а то чувство, которое заменило страх — это, скорее, печаль. И потом еще мои старые сны… будто Морган приходит за мной… Они мне снова снятся. Каждую ночь я вижу их.
— Морган! Всюду Морган!
Она, слабо улыбнувшись, покачала головой.
— Он обладает загадочной темной силой. Он похож только на самого себя. И еще на стомпера… Я ощущаю не ненависть, даже не страх… а какое-то отвращение.
Он взял ее за руку, но девушка высвободила ее и продолжала:
— Одна старая песня никак не идет из моей Головы. В ней — пророчество. Оно гласит: Праотец-Стомпер не будет убит до тех пор, пока сердце хотя бы одного жителя планеты гонит по жилам кровь иных миров. Я чувствую себя собственным врагом… й твоим врагом тоже. Никуда не выходи До прихода «Горбэлса», Флинтер, и держись от меня подальше!
Он стал успокаивать Пайю, правда, безрезультатно. Когда они расставались, он с чувством сказал: «Забудь эти глупые пророчества, Пайя, Я охраняю тебя!» Честно говоря, он и сам не знал, каким образом сможет ее защитить.
Коул сидел рядом с Пайей за накрытым к ужину столом. Напротив расположился генерал Арскот, крупный розовощекий мужчина средних лет.
— Это старая и проверенная стратегия, мистер Коул, — объяснял он. — Когда настанут Ночи Хоггй Дарна, мы примемся беспокоить противника с воздуха, нападая на все открытые пространства в лёсу Ландй. Возьмем под обстрел все четырнадцать таких участков, кроме одного — Этот единственный ййзываётся Нагорьем Эмрис и имеет как раз подходящие размеры. Стомперы соберутся именно в этом месте, с каждой ночью их будет на Нагорье Эмрис все больше и больше. А когда наступит Последняя Ночь и безумие достигнет пика, мы высадим десант, включив в него всех мужчин и женщин, способных носить оружие. И будем убивать! Наверное, мы ещё немало лет будем охотиться за теми, кто уцелеет в эту Последнюю Ночь, но их Праотец должен погибнуть.
— А зачем высаживаться на землю? Почему не перебить их с воздуха?
— На земле мы развернем гораздо большую огневую мощь по сравнению с тем, что имеем в воздухе. У меня всего девяносто четыре исправных флайера. Их боевые возможности недостаточны для Последней Ночи. Зато они могут за час-два перебросить к Нагорью двадцать тысяч бойцов!
— За час-два? Не слишком ли быстро? — Коул отложил свою вилку. — Как вы сумеет это организовать?
— Люди будут готовы к переброске и будут ожидать прилёта флайеров на специальных площадках, которые мы уже оборудуем на вершинах, что находятся у окраины леса. Там сейчас строятся полевые оружейные склады. В первые же дни уничтожения стомперов мы перевезём туда бойцов.
— Морган навестит каждую боевую группу и своими песнями напомнит людям о нашей многострадальной истории, — подал голос Бидграсс, сидевший во главе стола. — На исходе последнего дня, когда взойдёт Хогги Дарн, на вершинах состоится священная трапеза. Люди отведают угощение из яиц стомперов — ни до, ни после ньюкорнуоллцы не будут есть эту роковую пищу. Только с наступлением Последнёй Ночи. Только один раз!
Миссис Вигноли опустила глаза. Арскот удивленно воскликнул:
— Гарт!
— Молодой человек должен знать об этом; он отужинает в Последнюю Ночь вместё с нами, — Бидграсс был непреклонен. — Послушайте меня, мой мальчик, Арскот сказал вам не всю правду. Мы будем убивать стомперов на земле в первую очередь потому, что людям необходимо собственноручно, без всяких там флайеров перебить эту гадость. Человеческие ноги должны ступать по земле. Так, по крайней мере, поется в наших балладах, которые живописуют эту последнюю великую битву. И я сам, слышите — сам! — должен покончить с Праотцом-Стомпером.
Коул повертел в руке нож, а потом сказал:
— Но ведь это жё всего лишь поэтическая метафора. Образ, так сказать. Тотемный символ….
— Наш народ искренне верит в то, что за барьером, в глубине леса живёт тот, кто как бы является антиподом нашего Гарта. Главный стомпер. Он и есть тот самый Праотец, — возразил Коулу генерал. — Дело в том, дорогой ученый, что стомперы, которых мы уничтожаем — как правило, женского пола, Мужские особи куда мельче, с белым хохолком, и они тщательно берегут себя, скрываясь в самой глубине леса. Только в период Ночей Хогги Дарна они выходят оттуда. Кто знает, может быть, безумие, которое их охватывает в эту пору — всего лишь брачное возбуждение. Черт их разберет… В общем, Гарт обязан найти самого крупного самца, которого только удастся обнаружить, й прикончить его. Люди, да и сам Гарт, ну, и я не исключение — все мы поверим тогда, что злокозненный Праотец-Стомпер издох.
Генерал отхлебнул воды из бокала и холодно глянул на Коула сквозь стекла очков. Коул посмотрел на Пайю, которая, казалось, погрузилась в собственные мысли и витала где-то далеко отсюда.
— Я понял. Это символ, — согласился он.
— А чем ой хуже реальности? — едко Осведомился Арскот. — Символы — они тоже что-то значат. Они существуют. Взять хотя бы Гарта — он ведь здесь тоже как бы символ. И поэтому он, как бы стар Ни был, должен очутиться в самой гуще всей заварухи. Старина Бидграсс — наш флаг, сродни военным флагам романтической Докосмической эры. И вообще; людям не раз доводилось видеть Праотца-Стомпера. Я не суеверен, мистер Коул, но…
Коул успокаивающе поднял руку.
— Я знаю, что вы не суеверны, генерал. Простите, если я дал повод усомниться в этом.
— Давайте выпьем вина, — предложил Бидграсс, откинувшись на спинку стула. — Посидим в гостиной, а Пайя можён что-нибудь спеть для нас…
Когда генерал Арскот собрался уходить и пожелал всем доброй ночи, он тихо сказал Коулу, чтобы тот не беспокоился о своей безопасности — главный дом будет надежно охраняться все время, пока Гарт Бидграсс, уезжающий в Кар Труро, будет отсутствовать.
— Я сам сказал бы вам и Пайе о том, что намерен уехать, — вмещался Бидграсс, — но только хотел сделать это утром. Мы с генералом должны наведаться в Кар Труро, Там есть горячие головы, которые добиваются чести участвовать в сражении, но, увы, им придется остаться на месте. Начались ссоры и разногласия между теми, кто будет драться, и теми, кто должен обеспечивать тыл… Мы проведем в столице только два дня…
Весь день Коул ощущал тяжесть на сердце. Большую часть времени он потратил на сочинение писём. Он подготовил сопроводительное письмо к своему отчету и все-таки составил заявление об уходе из научного штата университета. Затем написал личные письма, адресованные дяде и немногочисленным друзьям. После обеда он закончил официальную документацию и положил завершенной отчет на стол Бидграсса. Потом отправился к себе и крепко заснул.
