— А то, что это не еда! — Возмущённо заорал он! — Не еда, ясно? И, если ты будешь есть только её, то просто однажды умрёшь. Укокошить меня решил, да? Я тебе так быстро надоел? А зачем тогда ты выпрашивал меня у Белька? Запомни раз и навсегда, в этом яблоке, как и в любой другой пище, которую ты сотворишь, нет ничего! Ясно? Ни белков, ни жиров, ни углеводов, ни микроэлементов! Там только вирус и всё. Ты, конечно, не будешь чувствовать голода, потому что желудок будет полным. Вот так, сытым и довольным, ты умрёшь от истощения!
Я задумался. Эх, был бы я толстым, я бы этого попугая поцеловал бы в жёлтые щёчки! Идеальное средство похудеть — ешь, что хочешь и сколько хочешь, а не поправляешься. Желудок полный, а сало не нарастает! Круто, но не в тему. Вспомнилась наша главбугхша Валентина Антоновна — мощная, как баобаб, бабища, у которой одна нога, как я весь. Она всегда жаловалась девчонкам из бухгалтерии: «Девочки, ну никак не могу похудеть, никак! Постоянно хочется есть. У меня, наверное, селитёр завёлся». А девчонки по- холуйски возмущались и убеждали Валентину, что она просто «аппетитная женщина». Да, не знаю, что точно они имели в виду, но аппетит у неё о-го-го! Видел как-то в столовой, как она одной рукой засовывает себе в рот сразу целую котлету, а другой рукой тянется за пирожком! И голос у неё тоже соответствующий, как пароходный гудок. Я её немного побаивался, потому что она казалась мне не живым человеком, а каким-то монументальным сооружением, сразу в голове всплывало что-то про статую Командора…
— Ладно, ты не паникуй, я умирать пока не готов.
— Я тоже, — густым зычным басом прогудел Вирка. — Я только начал жить!
Я посмотрел на него и ужаснулся — в кресле развалилась Валентина Антоновна во всей свой красе! Кошмар! В одной руке она держала котлету, в другой сжимала румяный пирожок.
— Вирка, прекрати немедленно, — взмолился я испуганно, — давай обратно Жорика! Мне с ним общаться приятней.
Но вирус и не думал преображаться во что-нибудь более приятное, ему нравилось изображать из себя Валентину. Мне показалось, что он наслаждается произведённым эффектом. Могучие телеса главбухгши с трудом помещались в моём многострадальном кресле.
— Верни Жорика! — потребовал я. — Я с этой разговаривать не буду!
Валентина Антоновна зычно рассмеялась, сотрясая своим смехом воздух. Проклятый Вирка, похоже, не собирался расставаться с этим телом. Он тяжело поднялся с кресла и оно издало облегчённый вздох. Когда эта неуправляемая груда мяса нависла надо мной, я почувствовал себя мальчиком — с пальчиком в гостях у людоеда.
— Не паникуй, всё под контролем, — прогудел Вирка. — Хорошо тут, комфортно.
Я даже не стал спрашивать, что он имеет в виду, скукожился и постарался смотреть в сторону, лишь бы не видеть этот кошмар у себя дома. Но «кошмар» оказался настолько большим, что избавиться от него было сложно. Как-то сразу вспомнился муж Валентины — маленький тщедушный человечек с затравленным взглядом. Интересно, как его угораздило на ней жениться? Я бы на такое не пошёл даже под угрозой смерти.
Я не увидел, а почувствовал, что в комнате что-то изменилось и тут же обнаружил на месте Валентины её затравленного супруга. Вздохнув облегчённо, я сказал Вирке строго:
— Всё, давай на этом остановимся! Хватит меняться. Но, если хочешь, чтобы мне было приятно, то верни обратно Жорика, я к нему уже привык, как-никак, родная душа.
Человечек ничего не ответил, а просто стал оплавляться и таять, как восковая свечка. Я с ужасом наблюдал, как съезжает на подбородок его нос, как съёживаются щёки и проседает, словно подтаявший снег, его, и без того не богатырское тело. Зрелище не для слабонервных, надо заметить. Вскоре передо мной вновь возник Жорик. Я не находил себе места от возмущения, но старался изо всех сил сдерживаться.
— Послушай-ка, Вирка, что-то я не понял, ты, что, теперь собираешься претворять в жизнь все мои фантазии? Знаешь, я к таким испытаниям не готов.
Я живо себе представил, как лечу я на космическом корабле в безвоздушном пространстве, читаю себе сказочку про драконов и вдруг обнаруживаю у себя под задницей блестящую чешую, а вокруг меня носятся метеориты и кометы и дышать мне нечем, и холодно, и вот я уже труп.
— А ты, всё-таки, тупица, — чувством собственного превосходства произнёс вирус. Всему тебя надо учить. Тоже мне покоритель космоса. Хоть бы для разнообразия иногда думал.
Мне уже надоели до чёртиков его придирки! Чем-то он напомнил мне Надюху, та тоже не упускала не единого случая, чтобы понизить мою самооценку до критического минимума. От одной я благополучно избавился, только-только поверил в себя, а тут этот свалился на мою голову! Но теперь мой комплекс неполноценности принимает воистину космические масштабы. С этим надо что-то делать! Видимо, уловив перемены в моём настроении, Вирка решил сбавить обороты и добродушно предложил:
— Ты, главное, слушайся меня и делай, как я тебе скажу и тогда ничего сложного в этом деле для тебя не будет. Я тебя подстрахую, но ты должен помнить, что главный здесь — ты.
Какая приятная новость! Значит, главный, всё-таки, я! Настроение немного поправилось. А вот Вирка, по-моему, расстроился. Глядя на печального попугая, я понял, о чём он думает. Сейчас бы ему хотелось вернуть Валентину обратно, но мой горячий протест не позволял ему преобразоваться в этого мастодонта. Вот так-то! Знай наших!
— Говори, что мне надо сделать, чтобы здесь не появлялись все мои фантазии — это было бы очень страшно!
Птица одарила меня презрительным взглядом и тихо произнесла:
— Да просто поставь запрет и все дела!
Умник, слов нет, умник. А как этот запрет поставить он не считает нужным мне объяснить. Поняв, в чём его просчёт, Вирка поспешил исправить свою оплошность:
— А ты представь себе какой-нибудь запрещающий знак, хорошо представь. И после этого все твои фантазии будут заблокированы. А, когда что-то захочешь что-то материализовать, то просто снимешь запрет — представишь себе разрешающий знак.
Я задумался. Воображение услужливо нарисовало мне «кирпич». Хорошо, пусть будет так. Вирка нахохлился и грустно спросил:
— А ты будешь мне позволять иногда выбираться на свободу? Я бы сейчас немного полетал бы. Отпусти, а? Ты ведь ничем не рискуешь, я ведь с тобой остаюсь, в тебе. Я не могу потеряться.
Можно было бы припомнить ему все издевательства, но я по своей природе человек добрый, поэтому широко распахнул форточку и сказал:
— Ладно, лети. Мне надо по делам смотаться. На работу надо как-то устраиваться раз уж ты меня кормить отказываешься…
