- А госпожа Жильсон?
- Ну, это... - брат Гийом махнул рукой, - просто очень опытная шпионка. Одна из десятков. К тому же всерьез влюбилась в этого бандита Рено.
- Понятно. Теперь я вот, что у вас спрошу. Я сам долго размышлял над этим, но ничего похожего на правдоподобное объяснение не пришло мне в голову. Каким образом орден тамплиеров смог поставить себя в такое привилегированное положение по отношению к папскому престолу? По моему разумению должно существовать нечто, что вызывает у римских первосвященников страх перед орденом. Может быть вы мне скажете, что это?
Брат Гийом порылся в складках своего истрепанного одеяния и бросил к ногам де Труа круглый черный футляр длиною примерно в две пяди.
- Что это? - поинтересовался брат Реми, взвешивая предмет в руке.
- Греки называют ее циста. В таких футлярах они хранили, во время морских путешествий, разного рода ценности. Морская вода даже за тысячу лет не разъест ее.
- И что же находится внутри?
- Евангелие Христа.
- Евангелие Христа?
- Да, - просто сказал брат Гийом, - собственноручные записи Иисуса Христа.
- Я не силен в христианской божественной науке, брат Гийом...
- Я знаю это. Поэтому поверьте мне на слово, обнародование этого документа привело бы если и не к полному крушению римской церкви, то к неисчислимым бедам. Каждый новый папа, принимающий тиару, получал возможность ознакомиться с этим документом и, оценив всю его серьезность и убедительность, решал, что легче подтвердить привилегии ордена, чем рисковать относительным благополучием христианского мира.
Брат Гийом тихо застонал - дало себя знать потревоженный перелом.
Де Труа продолжал вертеть в руках черный футляр.
- Но это... это, правда, не подделка? Это и в самом деле то, о чем вы говорите?
- Зачем вы хотите это знать? Известно, что заключенная в этой цисте рукопись всеми признается принадлежащей Иисусу Христу. Этого достаточно. Последним, кто согласился признать ее таковой был папа Луций.
- И, что вы, в дальнейшем, собираетесь делать с этим... документом?
- Я? Ничего. Я уже отдал его вам. Мне он больше не понадобится. Мне вообще мало что теперь может понадобиться. Не волнуйтесь, брат Реми, вам даже не придется меня убивать. Все будет значительно проще.
Де Труа пожал плечами.
- Сказать по правде, я не уверен, что гнался за вами, чтобы убить.
- Это я понимаю, - опять едва слышно простонал брат Гийом, - вы гнались за мною, чтобы меня победить. Убийство часто есть проявление слабости. Признаюсь, вам удалось меня победить. Собственно говоря, победу вы одержали еще тогда, на башне Агумона. К сожалению, а может быть и к счастью, я понял это слишком поздно.
- На башне? - в задумчивости спросил де Труа, - когда мы уже спускались по лестнице...
- Вот именно. Там в этой темноте вы сформулировали идею к которой я только подходил в своих размышлениях. И брат Аммиан, и брат Кьеза, поверьте это очень глубокие и незаурядные люди - даже не поняли о чем идет речь. Я уже тогда должен был догадаться, что остался с вами один на один.
- Брат Аммиан, брат Кьеза, кстати, а насколько он велик этот тайный синклит? Состоит ли он только из вас и братьев, что присутствовали тогда на башне. И каким образом вам, безоружным монахам, удается противостоять великому магистру со всеми его рыцарями?
- В данный момент это все не слишком важно и значит не слишком интересно. Этот, как вы сказали, синклит, иногда велик, иногда совсем мал. Глаза и уши у него есть по всему христианскому и мусульманскому миру, но не всегда они, эти глаза и уши, знают кем они являются на самом деле. Они могут быть купцами, дворянами, корабелами, учеными, астрономами и не догадываться кому служат. Количество братьев с правом решающего голоса, таких как братья Аммиан и Кьеза, тоже меняется. И не обязательно из-за того, что кто-то гибнет или умирает от старости. Иногда, человек оставаясь в убеждении, что он находится у самого источника истины и власти на самом деле, давно валяется на задворках. Я - лучший тому пример. Будучи уверен, что вхожу в историю ордена как величайший его реформатор и спаситель, я был уже давно вышвырнут незримым потоком за внешние пределы ордена. Я стал меньше и ничтожнее раба на конюшне провинциальной капеллы. Я считал, что идея сдачи Иерусалима Саладину грандиозна, но дело-то было в том, что в это время уже созрела идея самоистребления самого ордена, превращения Храма в вечную и неуязвимую, в силу своей нематериальности, субстанцию. Став бесплотным, орден станет воистину бессмертным. Он сможет являться в будущем под разными именами и личинами, если ему это будет нужно. Разлитая в пространстве чистая мысль не может быть ни скомпрометирована, ни уничтожена. Создастся центр постоянного притяжения для всех тайных замыслов рода людского.
Брат Гийом тяжело вздохнул и с трудом переменил положение.
- Одно тешит мое самолюбие - я все таки почувствовал исходящую от вас опасность, и я решил вас уничтожить. Мысль была проста - если мне удастся это сделать, значит вы явились рано, если же наоборот... Моя ошибка заключалась в том, что я решил уничтожить вас слишком сложным способом. Да еще, напоследок, и использовать в своих целях. То есть - победить и успокоиться.
Несколько падучих звезд прочертили небо, как бы подчеркивая последние слова брата Гийома.
- А что касается великого магистра, то от него мы были защищены страхом папы перед нами. Нас предпочитали терпеть. К тому же наша деятельность приносила огромную пользу ордену.
Де Труа еще раз подбросил топлива в костер.
- По-моему, настал момент, когда я могу спросить, куда вы все-таки бежали с поля боя при Хиттине?
- Я отвечу, только ответ мой будет... короче говоря вы не думайте, что я что-то утаиваю, или увиливаю. Здесь надо подыскать особые слова. Может показаться что их будет больше, чем нужно. Но ладно. Возвращаясь к вашей идее о смене способа существования ордена тамплиеров: сейчас никто почти не способен ее воспринять. Даже из числа таких людей как брат Аммиан и брат Кьеза. Что же можно ждать от этих мужланов в белых плащах с красными крестами, что гибнут сейчас под Хиттином. Или уже погибли. Даже я, даже я! голос брата Гийома болезненно возвысился, - до самого последнего момента считал, что решение сдать Иерусалим неверным во имя обновления ордена - это последнее достижение доступное человеческому уму. Все сверх этого - просто сумасшествие. Я ошибся. Не завтра, может лишь через сто лет, многие проникнутся этой вашей мыслью. И орден в полном составе уйдет в небытие, то есть уйдет в вечность. И знаете, что будет самым забавным? То, что все жаждущие тамплиерского золота будут обмануты. Они кинутся к тайникам опустевших замков, в спешке сломают замки и не найдут ничего.
