Лицо Мазоти превратилось в непроницаемую маску.
– Однажды у меня был шанс предать Куни, но я отказалась. Мир полон не только грубой силы и бессердечных предательств, так что у него нет причин меня бояться, как, впрочем, и у меня опасаться его мести.
Возвращались в город они в полном молчании.
В Димуши Мазоти хотела еще кое-кого навестить. Во-первых, необходимо было отыскать разбойников из шайки Серого Крыса и искалеченных им детей.
Это оказалось непросто, но магистрат и констебли Димуши охотно согласились помочь одной из самых могущественных новых аристократок Куни Гару, и через некоторое время к ней привели полдюжины каторжников, закованных в цепи.
– Это все, кого смогли найти, – сказал сопровождавший бывших разбойников констебль. – Даже таким, как эти, нелегко приходится во время войны.
– А что с детьми? – спросила Джин.
– Думаю… никто из них не выжил.
Мазоти кивнула и отвернулась, а после того как справилась со слезами и проглотила подступивший к горлу ком, приказала отсечь всем руки и переломать ноги.
Когда распоряжение было выполнено и солдаты с трудом удерживали тела, в которых едва теплилась жизнь, Мазотти сказала:
– А теперь посмотрите на меня: это последнее, что вы увидите в жизни.
Затем она приказала выжечь всем глаза раскаленным железным прутом. Казалось, земля содрогнулась от нечеловеческих воплей, а горожане едва не лишились чувств от ужасающего зрелища.
– Это вам за искалеченных детей.
Напоследок Мазоти приказала проколоть всем барабанные перепонки, чтобы собственные крики эхом отражались в их сознании до конца дней.
Следующим был визит к старой прачке, некогда поделившейся с девчонкой-беспризорницей своей нехитрой трапезой. Ее поиски заняли больше времени, но Джин разослала своих солдат по всем деревням, расположенным на берегах реки Лиру, и ее наконец нашли.
Старая женщина дрожала от страха, когда ее привели к королеве, но Мазоти встретила ее теплыми объятиями и дала ей десять тысяч золотых.
– Бабушка, вы когда-то помогли мне, а забывать об истинно добрых делах не по-божески.
Затем по ее приказу отыскали супружескую пару, последователей Руфиццо, которые пытались сделать из нее приличную юную леди с помощью наказаний.
Мазоти дала им пятьдесят серебряных монет и сказала:
– Этого должно хватить, чтобы вернуть деньги, которые вы потратили на мое содержание в течение тех трех месяцев. Вы хотели меня перевоспитать, но у вас не хватило терпения и любви – только с их помощью можно было смягчить израненное сердце девочки. Возможно, когда-нибудь у вас получится лучше.
Наконец к Мазоти привели унизившего ее когда-то громилу – того самого, что приказал проползти ей у него между ног. Он дрожал от страха: история о случившемся с разбойниками Серого Крыса моментально разнеслась по городу. Не в силах произнести ни слова, громила рухнул на колени, но Джин предложила ему сесть и расслабиться.
– Однажды ты меня унизил, но в то же время открыл мне простую истину: иногда нужно уметь переносить мелкие оскорбления, если хочешь высоко подняться. Когда-то я была уличной оборванкой, а теперь стала королевой. Но если бы я хотела лишь мести, то показала бы, что ничему не научилась. А теперь давай выпьем.
Наступил последний день существования короля Куни Гару: уже завтра его назовут императором Рагином и начнется эпоха Четырех Безмятежных Морей. Со временем будет построен новый дворец в Пэне, Безупречном городе, произойдет торжественная коронация, появятся новые ритуалы и титулы. Кого Йелу уже подготовил на рассмотрение Куни толстую стопку петиций: идеи по управлению империей Дасу и улучшению жизни народа.
Но это будет завтра, сегодня Куни примет позу «геюпа» и как следует выпьет со старыми друзьями. Вино будет литься рекой, и все забудут о застольных манерах. Сегодня можно говорить все, что угодно.
Мун Чакри, первый пехотный генерал, Тан Каруконо, первый кавалерийский генерал, Рин Кода, секретарь предусмотрительности (это звучало много лучше, чем «глава шпионов»), принимали герцога Тэку Кимо и маркиза Пуму Йемму за столиком в углу, где их громкая беседа не потревожила бы других гостей. Время от времени, когда они начинали спорить слишком энергично, Куни приходилось их лично успокаивать.
Рядом поставили специальный ритуальный столик, накрытый для друзей и родственников, не доживших до сегодняшнего дня: Нарэ, Хупэ, Миро, капитана Досы, Фина, Мата, Кикоми… Время от времени Куни и другие подходили к нему, чтобы помянуть ушедших. И хотя на глазах стояли слезы, они произносили торжественные слова надежды – так принято почитать мертвых.
Лишь одно омрачало праздничное настроение – отсутствие Дафиро Миро, капитана дворцовой стражи, который повез тело брата Рато домой, в деревню рядом с Киесой, чтобы похоронить, и поклялся соблюдать траур в течение года.
Вдова Васу из «Великолепной вазы» приготовила трапезу и выпивку. Теперь ее заведение получило более высокий статус – ведь очень многим хотелось побывать там, где в прежние времена часто отдыхал Куни Гару. Трактирщица понимала, что болтать лишнее не следует, и лишь загадочно улыбалась, когда клиенты просили подтвердить или опровергнуть очередную легенду о Куни Гару. Теперь лучшую выпивку в «Вазе» подавали исключительно ученым и студентам со всего Дара, которые прибыли в Дзуди набираться знаний в академиях, открытых последователями мастера Лоинга. Очень жаль, что сам учитель не дожил до этого дня, – но разве учиться у бывших однокашников императора не высшая честь? Прибой поднимает все лодки.
На помосте, за почетным столом, рядом с королем и его женами, сидел Фесо Гару, отец Куни, Кадо и Тете Гару, его брат и невестка; а также Гило и Лу Матиза, родители Джиа. Улыбки на лицах семьи Матиза были несколько натянутыми, но Куни был настроен снисходительно и не стал проявлять к ним враждебность.
Джиа раз за разом поднимала свой кубок вслед за Джин Мазоти, Луаном Цзиа и Кого Йелу: эти трое стали самыми важными персонами в новой империи Дасу – и, казалось, пыталась компенсировать время своего отсутствия – ведь у Рисаны было гораздо больше возможностей завоевать их расположение.
Сото Цзинду посмотрела на Джиа, а потом перевела взгляд на Рисану, тихо сидевшую рядом с Куни, что ее вполне устраивало. Перед началом приема Куни объявил, что их сын, юный принц Хадо-тика, достиг возраста разума, поэтому получит имя Фиро, что означает «Жемчужина-На-Ладони».
Лишь немногие из тех, кто глубоко изучал классику ано, понимали туманный намек, что кроется за этим именем. Патриот Кокру и поэт Ларусен однажды написал поэму в честь рождения нового принца, и в ней есть такие строки:
