Рассказ “Вельд” Р.Брэдбери в этом контексте, разумеется, творчески переосмыслен и интерпретирован режиссером одноименного фильма с учетом реалий современного мира (в первоисточнике речь шла в основном о разлагающем воздействии на детей пропаганды жестокости на телевидении США), но сюжет, герои и многие важнейшие детали произведения не могли быть подвергнуты пересмотру, ибо в них — дух и самобытный взгляд на мир всемирно известного писателя. И дело, конечно, не столько в телевидении, сколько в ряде случаев неосознанной экспансии равнодушия, отчужденности, черствости, определяющих моральную окраску отношений между родителями и детьми в современном мире.
Неподготовленному зрителю может показаться, что фильм излишне жесток — действительно непривычна история о тиграх, сошедших с телеэкрана для расправы над супругами Хедли… Страшная в своей образной плоти метафора, избранная режиссером, тем не менее, необычайно действенна именно своей леденящей душу этической конкретностью, которая, надо полагать, не уведет мысль зрителя в сторону.
Но вернемся к мультипликации. Ей подвластны и многие другие, не менее важные темы. Например, тема дружбы и взаимопомощи, рассматриваемая ныне в космических масштабах, самобытно раскрывается в таких, казалось бы, разных и несовместимых мультфильмах, как “В тридесятом веке” (“Союзмультфильм”, 1980), адресованном в большей степени детской аудитории, и в фильме “Как казаки инопланетян встречали” (“Киевнаучфильм”, 1987), подкупающем совмещением деталей национального колорита, картин прошлого земной истории и поэтики традиционной научной фантастики. Мультипликационная фантастика обращается к вечной теме любви, обыгрывая ее уже арсеналом средств НФ (как, например, в фильме “Такая любовь”, снятом на “Грузия-фильме”, в 1982 году), обращается к теме обывательских представлений о технократическом рае будущего (фильм “Сон технократа” — “Таллиннфильм”, 1977), развенчивая едкой иронией подобного рода однобокие прожекты, воспитывает патриотические чувства к Родине, отчему дому, планете (“Возвращение” — “Союзмультфильм”, 1980), пародирует штампы НФ (“Встреча” — “Киевнаучфильм”, 1984), воспевает миротворческую концепцию земного разума во Вселенной (“Планета 888” — “Арменфильм”, 1985)… Однако есть некоторые пределы использования фантастики и в мультипликации. Об этом хотелось бы сказать особо ибо анализ довольно активного продуцирования фантастических мультфильмов в последние десять лет невольно выводит на следующие замечания, от которых зависит идейная значимость жанра в мультипликации.
Дело в том, что реализация фантастического замысла сталкивается с преодолением условной специфики этого вида кино, невольно ограничивая круг тем и проблем, затрагиваемых в том или ином фильме. Наиболее перспективны и действенны те из них, которые ближе к публицистике, используют широкие обобщения и не замыкаются на узком и частном. Тут социально-публицистическое значение современной фантастики выступает в качестве доминирующего условия и создании мультипликационного фильма. Оно и понятно: вряд ли целесообразно, скажем, создавать мультипликационный вариант “Туманности Андромеды” или “Соляриса” — эти произведения по своей философской глубине, сложности и тонкости психологического анализа находятся вне сферы мультипликации. То есть практически фильмы такие создать можно, но вот нужно ли, будет ли воспринято их достаточно сложное содержание посредством метода мультипликации? Не будет ли это равносильно желанию средствами поп-музыки воссоздать оперу “Евгений Онегин”? Речь идет о соизмеримости замысла со специфическими средствами вида искусства, используемого для воплощения идеи.
Отмеченное замечание приводит и к другому разумному ограничению — к ограничению метражности мультипликационной кинофантастики. Отточенность, конкретность замысла, имеющего социальную значимость, не нуждается в создании полнометражного мультфильма. А что до полнометражных лент, то они уместны скорее в детских мультфильмах, не претендующих на “взрослую” серьезность. Например, в приключенческих и главным образом развлекательных лентах. Это не значит, конечно, что такой фильм является произведением второго сорта. Напротив, опыт создания полнометражного фантастического мультфильма “Тайна третьей планеты” (“Союзмультфильм”, 1981) показателен как раз в смысле достаточно сложной эстетики — благородные идеи дружбы, справедливости, гармонии в масштабах Вселенной раскрыты путем материализации самобытных фантастических образов, живущих в фильме по человеческим, подкупающим психологичностью и лиричностью законам. И все же главным направлением в мультипликационной фантастике будет, думается, малометражная мультипликация, обращающаяся к наиболее актуальным темам и проблемам современной жизни языком условного, но точно и искрометно найденного художественного образа.
Даже беглый обзор современного состояния советской кинофантастики наглядно доказывает, что этот жанр кино плодотворно и интенсивно развивается, ломая старые стереотипы, завоевывая новые темы, усложняя проблематику, добиваясь достоверности и социальной значимости в раскрытии фантастических замыслов. Но впереди — перспектива, искусство движется в будущее!
(Вместо заключения)
Совсем недавно количество созданных в нашей стране фантастических фильмов (игровых и мультипликационных) перевалило за сто. Так что если бы можно было издать специальный фильмографический каталог, характеризующий всю советскую кинофантастику и сопровождающий такую информацию библиографией всех статей, обзоров и рецензий по той же теме, получился бы наверняка довольно толстый путеводитель по 70-летней истории советского научно-фантастического фильма. Но каталога такого пока нет, и тем не менее приходится решать вопрос о том, существует ли советская кинофантастика со своей хотя бы краткой историей и традициями, с бурным ростом в последние годы, сложными и противоречивыми путями развития. Думается, что представленный выше обзор дает утвердительный ответ на подобные вопросы. Можно, конечно, спорить с оценочным подходом к тем или иным фактам, приведенным в данном обзоре, предлагать какие-то свои концепции, но нельзя отвергать главного — у советской кинофантастики есть своя история, есть специфические особенности, есть вполне оформившееся современное лицо, а все это в совокупности и определяет категорию национального кинематографа, с чем давно уже не пытаются спорить в зарубежном киноведении. С полным основанием советскую кинофантастику можно, как и весь советский кинематограф, назвать летописью истории нашей страны. И в этом также одна из отличительных особенностей советской кинофантастики, рождавшейся и формировавшейся очень тесно с этапами развития первого государства рабочих и крестьян. Найдется наверняка скептик, который с сомнением отнесется к такой связи, мотивируя свою позицию замечанием, что фантастика, дескать, должна значительно опережать свое время, писать о грядущем и уже в силу этого не может быть увязана с эпохой, породившей ту или иную мечту. Но ведь прогноз, дальняя гипотеза — отнюдь не основная прерогатива фантастики. Куда важнее иная функция этого социокультурного феномена XX века — способность его отражать быстротекущее время, в котором проблемы большие и малые подвержены столь активным процессам трансформации, что только фантастика и способна порой вовремя ухватить, высветить ростки тех или иных негативных или позитивных тенденций, чтобы, укрупнив их, проанализировав и оценив в художественной экстраполяции, говорить с современником о насущном во имя достижения необходимой гармонии…
