- Отойдите на три метра!
- Брек! - сказал лейтенант и подмигнул Петрову. - Сейчас все расходимся по своим рабочим местам до полного взаимного удовлетворения всех претензий. А вас, гражданин Петров, прошу оставаться на своих местах, в том смысле, чтобы не исчезать. Если ушиб - кладите лед, растяжение - парьте. Все.
- Мне завтра на работу, - буркнул Петров.
- Где вы работаете? Телефон есть? Петров сказал лейтенант записал.
- Так что, значит, дверь ломать не надо? поинтересовался сбоку слесарь. - Может, не ту хотели, так давайте быстрее разбирайтесь. А то у меня еще три посещения...
- Можете посещать - вы нам больше не понадобитесь, лейтенант повернулся к начальнику ЖЭКа. - А мы с вами сейчас проедем в контору и уточним кое-какие сведения... Подождите минуточку, я только выпишу себе паспортные данные.
Он взял у Петрова паспорт, аккуратно переписал серию, номер, прописку, "не женат", "детей нет", "особых отметок нет" и так далее. Потом отдал паоаорт и еще раз подмигнул. Затем улыбнулся, козырнул, и взяв начальника ЖЭКа под руку, увлек его вниз по лестнице. Начальник слабо сопротивлялся, доказывая на ходу, что без прописки жить нельзя, на что лейтенант отвечал бодро: "конечно нельзя ни в коем случае, но ведь люди этого понять не хотят, а мы обязаны защитить их интересы" и "разберемся!".
Петров же стоял в дверном проеме и слушал затухающий диалог. Он уже не знал, что и дуваать. Этот лейтенант... Неужели это Виктор? А тогда как же электротехнический?.. Или на полставки участковым подрабатывает? Х-ха, на полставки лейтенантом!.. Может, родственник? Или тоже двойник?.. И что теперь делать?
Наконец Петров плюнул, закрыл дверь и пошел пить чай. С этого момента и до самого вечера его никто не беспокоил. После обеда Петров действительно решил парить ногу, что и проделывал в течении полутора часов. Паренье подействовало великолепно, и к вечеру он уже ходил совершенно свободно.
Людочка явилась как обычно в семь и опять с авоськой, набитой всякой снедью. Петров открыл ей дверь, и она, проникнув в кухню, тут же на него накинулась, обвиняя в пренебрежении собственным здоровьем и стремлении пустить все ее труды насмарку. О каких трудах шла речь, Петров не понял, поэтому он просто сгреб Людочку в охапку, отнес в кресло и пал на одно колено:
- Ты знаешь, - сказал он ей, - я окончательно решил покончить с холостой жизнью, но мне необходим совет, - как и о кем это удобнее всего сделать.
Людочка фыркнула и заявила, что брак - дело хлопотное, тут надо быть, как минимум, живым, а он, Петров, в глазах широкой общественности - покойник. И рассказала, что на работе все его вспоминают, жалеют, а некоторые даже предлагают сброситься и устроить поминки.
- Что-о?! - возмутился Петров. - Ну уж это - шалишь. Похороны еще куда ни шло, а поминки - не-ет! Я на это пойти не могу!
- Да тебя, собственно, никто и не приглашает...
- Что значит, не приглашает? Кто виновник торжества?.. Все, завтра я иду на работу, а вот после работы мы идем подавать заявление. И все! И никаких разговоров! - добавил Петров, увидев протестующий жест Людочки.
Вечер прошел совершенно блестяще. По телевизору показали американский детектив в отечественной постановке, а после "Времени" был объявлен концерт авторской песни. Петров слабо разбирался в закатах и рассветах, вершинах елей и снежных вершинах, поэтому он, в основном, наблюдал за Людочкой. А вот последняя уселась против "голубого экрана" и уже больше ни на что не реагировала. Глаза ее блестели необычайно. Хотя... Возможно, Петрову это только казалось: в плумраке комнаты неземным светом мерцал экран телевизора, отражаясь в глазах Людочки, отчего, быть может, и они светились неземным светом...
----
События следующего дня были столь фантасмагоричны и развивались столь стремительно, что в полной и всеобъемлющей мере описаны быть не могут. Поэтому здесь требуется некоторое отступление, дабы читатель мог перевести дух, собраться с мыслями и должным образом подготовиться к их восприятию.
Попытаемся уяснить ceбe диспозицию. Она непроста. Дело, конечно не в Людочке и не во всех этих привходящих слесарях. Читателю необходимо ответить себе на вопрос: возможно ли, чтобы описываемые события происходили в действительности, то есть в реальной жизни, или это чистые фантазии автора, лежащие целиком и полностью на его совести. Вопрос, таким образом, упирается в совесть автора, но автор уверяет... М-мда... Это, в конце концов, обидно!
Хорошо, заедем с другой стороны. До сих пор в нашем повествовании никаких чудес не происходило. Вероятно, нет никаких оснований утверждать, что они возможны и в дальнейшем. И автор, в принципе, придерживался этой тактики до последней возможности. Он старался изо всех сил не выйти за рамки реальвности! Он... Но события этого дня - тут уже просто ничего нельзя поделать! Впрочем, судите сама...
Утром, плотно позавтракав, Петров благополучно спустился по лестнице, сопровождаемый своей будущей супругой. Настроение у него было великолепное, и Людочка как нельзя более этому настроению соответствовала. Дождь кончился, а день только еще начинался, обещая быть также великолепным, по крайней мере, в отношении погоды. На лице Петрова играла легкая ироничная усмешка, и внутренне он был готов сражаться со всеми Кожемякиными в радиусе десяти километров. Такой Петров не мог быть побежден. Он мог умереть, пасть смертью храбрых в неравном бою, но отступить - никогда! То есть, это, несомненно, был совсем иной Петров, по сравнению с тем унылотоскливым, слабосильным Петровым, который еще несколько дней назад базировался в его телесной оболочке.
Петров двигался к остановке, ведя Людочку под руку. Заметив приближающийся автобус, он ускорился, врезался в группу соперников, и тут кто-то сбоку с придушенным криком: "Петров!" ухватил его за рукав плаща
Петров резко остановился, вырвал руку и обернулся. Перед ним стоядл Кожемякин, а в глазах этого Кожемякина стоял ужас.
- П-петров, - просипел он, судорожно вздохнул и добавил совершенно обреченно, - это ты, Петров...
Петров поджал губы. Сейчас он готов был к встрече с самим чертом, а не то, что с Кожемякиным. Но, если говорить отвровенно, в этот момент он все же предпочел бы черта.
- Да, товарищ Кожемякин, это я.
- Ка... Как же так? Ведь вас уже похоронили... Извините бога ради, но ведь я лично... И документы все...
- А я решил воскреснуть. Как Христос, - сказал Петров, криво улыбаясь. - Вы меня решили сжечь, а я восстал из пепла.
- Но я не решал! - в отчаянье завопил Кожемякин. Общественность решила. Профком...
- Профком? Понятно. Я, собственно, не в претензии за то, что меня предали огню, но почему вы решили, что это был я? Это точно был я?
