же я проигнорировал его фразу о друге, и ответил на его предыдущий вопрос про фантастичность всего что я делаю.
– Да, я понимаю, что всё это было фантастикой. Но пойми. Я побывал уже на многих планетах, узнал о многих расах живых существ. И нигде не встречал старание памяти. Если у кого-то память и пропадала, то это был результат несчастных случаев. Специального прибора для этого не встречал, и думаю его невозможно создать. Поэтому стереть память, чтобы снова испытывать нереальное счастье не получиться.
– Да это я так, пошутил про стирание памяти, хотя в душе надеялся, что и такой фокус у тебя спрятан в рукаве. А тогда даже и не знаю, что можно сделать, чтоб ощутить то первое чувство, те первые эмоции. А что случилось? Кто-то не хочет куру? Или надоел футбол с пингвинами? Или какие-то еще развлечения людям перестали нравиться? Я что-то такого не замечаю. И в столовой, и на стадионе, да везде у всех глаза горят от счастья. А улыбку до ушей расплывается. Мне тоже это, если честно, не особо надо порой, но ведь интересно. День два без пингвиньего футбола, и все, снова хочется. Да думаю у всех так.
Да, у большинства аура счастья пылает. Большинство конечно всё ближе и ближе к стадии ионизации. В этом нет сомнений. Но…
Но, например, Филип. У него всё чаще и чаще случаются моменты упада. Я перепроверил все провода жизнеобеспечения – всё в порядке. Экспериментировал с разными телепрограммами. Результат от этого есть, но слабый. Не пойму, в чем дело. Он мечтал всю жизнь смотреть телевизор. Он это получил. Почему он теперь несчастлив.
Еще сегодня впервые у Степана появилась аура грусти. Я даже опешил, когда ее почувствовал. Так человек никогда не грустит. Или почти никогда. Я не мог понять, что случилось. Спустя полчаса грусть пропала, он снова стал веселый. Я так и не понял, что именно послужило причиной смены настроения. Может внутренняя батарейка села. На время.
Или же, например новенький объект исследования Денис. У него с первого дня странный результат. То он счастлив по полной. То он впадает в тоску. Какой-то волновой эффект. Что самое удивительное – такой результат с самого первого дня. У других подобное состояние начинало появляться спустя много времени. А первые дни они сияли от счастья. Но Денис какой-то странный. Я бы даже сказал, пугающий. Мне все время кажется, что у него есть свой мир, из которого он никак не может выйти. Но я буду продолжать стараться его оттуда вытащить. Стараться сделать так, чтобы его поглотил этот дом удовольствий. И тогда он не сможет устоять.
Или же Анастасия с Ульяной. Они всё чаще и чаще ругаются друг с другом. Но почему? Вроде бы у них есть всё что они хотели. Зачем им ругаться? Они ведь могут просто помолчать. Но как только увидят друг друга, срываются друг на друга и не могут остановиться. За этим стоит какая-то довольно сильная неприязнь. Я пытался разгадать природу этого явления, но у меня ничего не вышло. Мне кажется, они друг к другу подлизываются, а сами друг другу не доверяют. Наверное, они слишком разные, чтобы дружить. У других людей тоже встречаю подобное отношение, но у этих двоих больше всего. Нужно иметь бесконечное терпение, чтобы смириться с этим. Поэтому я стараюсь думать о других, когда думаю о них.
К слову, больше всего к стадии ионизации готов Матвей Петрович. Думаю, в скором времени можно будет приступать. Но… С базой до сих пор нет связи. К сожалению… После стольких лет… Может быть всё это зря… Может быть уже не для кого делать эти эксперименты.... Надеюсь, я не остался один в этой вселенной… Только питаясь позитивом моих объектов я еще держусь. Хорошо, что мне его тут хватает. Где же вы Щуплы? Когда вы ответите? Для меня это очень важно.
Я очнулся от криков. Они доносились со всех сторон. Открыв глаза, я не сразу смог понять, где нахожусь. Вокруг был мрак, и что-то шелестело со всех сторон. Я сделал осторожный шаг и вздрогнул. Вокруг меня оказались деревья. Их ветви были переплетены, как вены в организме. Листва раскачивалась на ветру, и эти звуки напоминали шум подземной реки. Это зрелище было пугающим. Поэтому я испугался. Моя рука хотела подняться к лицу, чтобы прикрыть его и ничего не видеть, но я не смог этого сделать, так как мои руки оказались плотно зажаты между ветвями деревьев. Я попытался их высвободить, но ветки еще сильнее сжали мне запястья. Они были покрыты острыми шипами, которые впивались в мою плоть. И на фоне этого, где-то вдали слышались крики:
– Помогите! Помогите!.. Помогите кто-нибудь! Ну помогите же!
Я почувствовал, что кричу тоже. С ужасом я осознал, насколько оглушителен мой крик. От этого я чуть было не рухнул на землю. Я старался себя убедить, что мне не надо было кричать – это был кто-то другой. Но мои уши будто залило жидкой смолой. Я плохо видел и слышал. И тут я ощутил легкую, едва уловимую свежесть. Она была почти незаметна, но напомнила о чем-то очень знакомом. Это был легкий ветерок. Я ощутил его всем своим телом и вспомнил… Только сейчас я сообразил, что ни разу не выходил на улицу за все то время, что был в этом доме счастья. Я всё время находился только в доме, переходя из комнаты в комнату, ни разу не выходя на улицу. Всё было так необычно, так странно. Я смог освободить руки из ветвей и, сбросив оковы раздумий, пустился в сторону криков.
Вскоре почти достиг их источника. Выбежав из кустов, я очутился на полянке. Если быть точнее, то на уступе скалы. И вниз вела глубочайшая пропасть. Чуть поодаль я увидел на краю обрыва своих родителей, свою семью. Я сделал шаг в их сторону. Часть скалы треснула и вот-вот готова была упасть в пропасть. Все смотрели в мою сторону, ожидая моей реакции. Одна за другой куски породы стали падать вниз и разлетаться на мелкие камушки. Меня охватил ужас. Ужас от того, что они могут упасть и погибнуть. Именно в этот момент мое сердце вдруг со страшной силой забилось в груди и кровь бешено побежала по венам. И тут я осознал – я совсем позабыл, совсем о них позабыл! В первые дни я всё
