Снова чиркнула спичка и раздался торжествующий возглас Фрея.
- Ура! Прощайте, Лидочка! Прощайте и простите старика!
И затем по коридору, удаляясь, застучали его ботинки на высоких каблуках.
Лидочка дернула ручку и тут увидела, как робкий огонек скользнул под дверь и в мгновение ока потерял робость и кинулся к ней, охватывая желтым заревом набежавшую лужу керосина.
Господи, этот шизофреник облил все керосином!
Лидочка хотела было затоптать керосин, но, к счастью, поняла, что ничего самоубийственней еще не придумывала.
Она оглянулась. На крючках висели махровые полотенца и махровый синий халат Сергея, который она и выбрала в качестве главного огнетушителя, потому что помнила: водой заливать керосин недопустимо.
Лидочка кинула халат на керосиновую лужу и, сбросив туфли, начала топтать его - попытка оказалась удачной, потому что лужа была, в сущности, невелика. Но керосин пылал за дверью и, казалось, что уже слышен треск разгорающегося пожара. Лида начала срывать полотенца и затыкать ими щель под дверью - халат уже пропитался керосином, намок, и она бросила его в ванну, ощущая глупое чувство победы, как крейсер "Варяг", утопивший в борьбе с эскадрой врагов миноносец, тогда как десять грозных крейсеров сближались со всех сторон.
Лидочка заткнула ванну и пустила холодную воду - нельзя или можно, но вода не горит - пускай она потечет под дверь, отгоняя пожар. Ей было куда менее страшно, чем вначале, потому что она действовала и была занята. Но все же она понимала, что должна выбраться отсюда - обязательно! Даже не только из-за себя, но и из-за детей - ведь Фрей был совершенно серьезен, когда утверждал, что вынужден убить и детей - очевидно, не как свидетелей, но как доказательство существования гормона Би-Эм.
За дверью шумело. Трещало. Там был пожар - Лидочка приложила ладонь к двери, она была теплой.
Лидочка стала молотить в дверь кулаками.
Она молотила, кулакам не было больно, но шум пожара становился все сильнее, и тогда Лида направила в дверь струю душа... Стало трудно дышать.
- Я не хочу! - закричала она и сама удивилась тому, что это ее голос.
Она ударяла в стену над ванной - там должны были быть фотографы, но их не было.
Лидочка крутила головой в поисках выхода - сунулась под ванну - ей показалось, что там должен таиться подземный ход со времен дореволюционных, но под ванной был цементный пол. Потом она взобралась на край ванны, рванула на себя и выдернула вентиляционную решетку, но отверстие было слишком мало, чтобы просунуть туда хотя бы голову.
Откуда-то в ванную лез дым - черный, удушающий, горячий, ел глаза и мешал дышать. Лидочка вопила, прижав рот к вентиляционной решетке - она хотела протиснуться в нее, стать маленькой - мышкой, птичкой, она уже превращалась в птицу - лишь бы вырваться от смерти, которая осязаемо схватила ее и пыталась пожрать.
Лидочке показалось, что она поднимается и летит в темной трубе вентиляции, уже не надеясь, что та куда-то ведет... Но тут по ней ударили холодной могильной плитой - то ли хотели покрыть, то ли пожалели и дали полежать на прохладном...
- Лида! Ты что, Лида! Ты не помирай, мать твою! - кто-то кричал Женькиным голосом и мешал Лидочке отдыхать, да еще стал тащить и переворачивать - только все хорошо кончилось, только она отлежалась и начала отдыхать - а тут тащат. Лидочка отбивалась, но не очень удачно, потому что они были сильнее и в конце концов ее вытащили - и не один человек, а двое, даже не дали толком отключиться. Лида кашляла, отбивалась от них - чуть не погибла, а уж окончательно отошла, когда эти наглецы, мучители и палачи, сунули в нос нашатырь, она открыла глаза, слезы катились градом, все в тумане; красная пожарная машина чуть не наехала на нее - когда уже они не нужны - то появляются, давят невинных людей; милиционер, который, оказывается, ее откачивал, стал материть пожарников, а они потянули кабель; глаза Лидочки к тому времени пришли в себя настолько, что она успела увидеть, какой славный факел получился из особнячка, так что, когда Сергей вернется из больницы, он жутко расстроится, там все книги и его картотека, и гормон Би-Эм, и письма Галины - вся материальная сторона его жизни. И тут Лидочка поняла, что если Ленин не врал, то Сергея нет в живых, и она стала громко спрашивать:
- А как Сергей? Скажите, как Сергей? Он его не убил?
Женька, которая сидела рядом с Лидочкой на корточках, была похожа на грязную негритянку - то есть негритянку, которая красила забор белой краской, а может быть, на Женьку, которая красила забор черной краской... В голове путались самые обыкновенные мысли, и Лидочка физически ощущала, как они цепляются острыми краями друг за дружку.
- Ты чего? - спросила Женьку Лидочка. - Ты же гуляла?
Тут Женька начала реветь. А полухвостый кот Сергея подошел и стал тереться о ее коленку.
Откуда-то с неба спрыгнул доктор в белом халате, у него было глупое лицо.
Все объяснилось на следующий день - а в первый день Лидочка была в полусне, ее всю искололи. К счастью, ожоги у нее были незначительные, просто шок и отравление дымом. Так что она и не очень интересовалась, потому что не замечала, как бежит время. Лишь иногда приходила в себя настолько, что кричала, чтобы скорей бежали в реанимацию, там Сергею Борисовичу угрожает опасность.
Только ему уже ничего не угрожало. Фрей на самом деле все рассчитал правильно - он умел ждать и планировать. Ну кто будет останавливать в больнице пожилого человечка с бородкой, похожего на Ленина, только постарше! Все рассчитал - и сделал в тот день, когда Сергея перевели из реанимации в блок интенсивного наблюдения - то есть он остался один. Фрей раздобыл белый халат, в котором был очень похож на профессора-консультанта, прошел в отделение во время пересменки, и никто не обратил внимания на то, как он вошел в палату, присел возле Сергея, поговорил о том, о сем и дал ему напиться, а в поилке был цианистый калий. Тот самый яд. Все так просто... Фрей ушел, когда убедился, что его воспитатель и единственный по-настоящему опасный свидетель мертв, ибо в его организме не оказалось в достатке гормона Би-Эм.
А потом он занялся домом.
Он заманил Лидочку в ванную и запер там, зная, что в фотографической половине особнячка никого нет. Затем прошел в комнату к младенцам, которых девицы привезли с прогулки, покормили и уложили спать. Младенцев он задушил - младенцы были опасны потенциально - они могли вспомнить что-то ненужное - не сейчас, а потом. Само существование их в доме Сергея Борисовича было опасно. А потом ему надо было замести следы. Он облил дом керосином и поджег. И ушел, будучи уверен, что Лидочке не выбраться.
А Женьке, простой душе, было не по себе. Она места не находила.
