Вспомнить нам есть что. Мы знакомы всего восемь лет, но воспоминаний хватило бы на две-три нормальные размеренные жизни. Которые и мы вели до того вечера в баре.
Бар был самый обычный, ничем не примечательный. Земной, разумеется, до того, как мы познакомились, ни я, ни Макс не покидали родную планету. Названия бара я сейчас уже и не вспомню, но была суббота, это точно. Свободный мест – раз, два и обчелся, и я присел за столик к невысокому близоруко щурящемуся пареньку, который при помощи крепкого алкоголя целеустремленно доводил себя до состояния неодушевленного предмета. Приблизительно треть пути он уже успешно преодолел.
Сидеть рядом с ним в трезвом виде мне показалось очень невежливым, и я принял подряд три двойных. Заводить разговор я был не расположен, мой сосед тоже к этому не стремился, и поэтому мы ограничились обычным знакомством.
– Макс, поэт-неудачник, – представился он.
Я счел подобную информацию излишне исчерпывающей, и назвал только свое имя.
Следующие пару стопок мы сопровождали чоканьем и скороговоркой «твое здоровье». Потом меня все-таки заинтересовало, почему Макс называет себя неудачником.
– Не хотят печатать то, что ты пишешь? – сочувственно спросил я.
Макс неопределенно помахал рукой.
– Не хочу писать то, что они печатают.
Еще через пару рюмок Макс читал мне свои стихи – те, которые никогда не напечатают. И те немногие, которые все же видели свет. Переход разговора на обсуждение недавно открытой планеты Веджай, где туземцы мастерили нечто плохо поддающееся человеческому разумению, показался вполне логичным.
И когда поэт-неудачник предложил бросить все и прямо завтра рвануть туда, это тоже не выглядело чем-то странным.
Даже то, что я, старший механик фирмы «Стоктон транспортс», с более чем приличным окладом и отличными перспективами, не раздумывая согласился, не трудно объяснить. Нагрузились мы тогда так, что для принятия каждой новой порции спиртного приходилось предварительно ходить в туалет, чтобы освободить немного места.
Но когда на следующий день на экране моего телефона появилась опухшая физиономия моего нового приятеля, предо мной уже лежал расторгнутый контракт с «транспортс».
Так и возник наш дуэт. Макс – генератор идей, я – технический консультант. В мои функции также входило отговаривать Макса от половины из предложенных им авантюр, как совершенно невыполнимых. По-хорошему, стоило бы отказаться и от другой половины, но не за этим мы покинули Землю.
Жили мы весело – на Сароне я едва не лишился ноги, а на Эль-фатхском поясе астероидов Макс чудом сохранил руки. Иногда мы действительно получали неплохой куш – чтобы спустить его без остатка в следующем рейсе.
Луаз даже я счел прибыльным и не особо хлопотным дельцем. Один город под куполом, гора, богатая камушками. Принадлежащая мощному межпланетному концерну, да, но, по полученным Максом данным, не охраняемая. Работы ведутся по вахтам, причем между вахтами существуют перерывы. За точность этой информации Макс тоже ручался. Достоверность всех этих сведений нам так и не довелось проверить. Возможно, к нашей аварии приложила руку «Интерплэнет Джьюэлз». Кто знает… Об этом мы не говорим.
– Почитай мне стихи, Макс, – прошу я.
– Из кого? – неуклюже строит вопрос он.
– Из тебя, – я не остаюсь в долгу.
После небольшой паузы Макс начинает читать. Тихо и задумчиво, как будто слова не извлекаются из глубин памяти, а рождаются здесь и сейчас. Какие-то очень простые и незатейливые, даже легкомысленные стихи, не очень похожие на то, что обычно пишет Макс, и совсем не соответствующие моменту.
Наступает тишина, и я уже думаю, что Макс заснул, так и не предложив мне в этот раз оставить его здесь. Его голос заставляет меня вздрогнуть.
– Почему все-таки ты не хочешь поступить разумно, Кир?
Я ничего не отвечаю. Мне очень трудно ему объяснить. Я не бросаю друзей, это само собой, но есть еще одна причина. Я не хочу, не могу остаться один на один с этим болотом. Одному мне просто не дойти.
Левой. Раз. Правой. Два. Левой… Я мысленно задаю себе ритм. Так легче идти и ни о чем не думать. «Левой» – левая нога с чавкающим звуком вытягивается из болота. «Раз» – тяжело опускается впереди. Каждый следующий шаг тяжелее предыдущего. Что из этого следует? Из этого следует, что рано или поздно шаг станет бесконечно тяжелым, и я не смогу его сделать. И тогда мы умрем.
Не думать! Ни о чем не думать. Тем более такую ерунду. Чушь всякая в голову лезет. Макс говорит, что город совсем близко, а я привык доверять ему. Значит, дойдем.
Взваливать Макса на плечи после привала становится все тяжелее. Как будто он постоянно прибавляет в весе. Значит, буду делать привалы реже. Я и так иду столько, сколько хватает сил, но теперь буду идти чуть дольше.
– Ты делаешь глупости, Кир!
– Заткнись, Макс!
Кажется, первым купол увидел Макс. А может быть, и я. Мысли путаются, и я сосредотачиваюсь только на том, чтобы в очередной раз переставить ногу. Не тратить силы даже на радость. Просто шаг… шаг… и еще шаг.
– Оставь меня хотя бы здесь, не глупи, Кир!
– Заткнись, Макс!
* * *
Больница в Городе большая. Слишком большая для десяти тысяч жителей. Впрочем, и сам город велик для столь немногочисленного населения – строители были чересчур оптимистичны.
Марчело Колонези, чуть склонив голову набок, задумчиво и немного удивленно смотрел на своего пациента. Стандартная больничная койка казалась почти игрушечной под этим огромным телом, выглядевшим мощно, несмотря на очевидные признаки истощения.
Доктор повидал на своем не коротком веку достаточно сумасшедших. Если отнестись к этому термину с некоторой вольностью, сумасшедшими были все жители Луаза, включая самого Марчело.
Но этот парень был нормален, Марчело готов был поручиться в том всем своим медицинским опытом. Лицо изможденное, но глаза смотрят спокойно, взгляд не выражает потерю связи с реальностью. Почему же тогда…
– Зачем, Кирилл?..
Подобрать нужные слова, чтобы довести вопрос до конца, было сложно, но пациент понял и, посмотрев врачу прямо в глаза, серьезно ответил:
– Один бы я ни за что не дошел.
Сказал так уверенно, что хотелось верить: в этом есть какой-то смысл. На самом деле необходимо было четыре дня тащить на себе труп друга. Только так и можно было дойти.
Доктор Колонези, ни о чем больше не спрашивая, тихо вышел из палаты.
* * *
– Ты все-таки дошел, Кир…
– Мы дошли, Макс!
Его Честь судья Бенджамин Перкинс в очередной раз пристально посмотрел на Виктора. Человек внимательный смог бы разглядеть на обманчиво простодушном лице слуги закона легкий оттенок сочувствия. Или даже симпатии. Только это не имело ровным счетом никакого значения.
