Анн де Сельно оказалась невысокой и женственно округлой. Изумительной красоты каштановые волосы, круглое лицо, блестящая загорелая кожа, щеки и припухлые губы ярки от природы, на подбородке — небольшая, но притягивающая взоры ямочка. И огромные глазищи с черными, как омут, радужками. В них искрился насмешливый огонь, сжигавший вас дотла.
Не классическая красавица, она была одной из тех женщин, чью прелесть не в состоянии уловить ни пленка, ни кисть. Эти неуклюжие инструменты способны запечатлеть лишь скучную плоть. Напиши кто-то портрет Анн, и вы увидели бы довольно среднее, почти невзрачное лицо. Только проницательный взгляд и острый слух могли подсказать вам, какая редкая птица залетела в ваши края.
Блэк был очарован ею буквально в первый же миг. Не желая расставаться с ней, он продолжал ее слушать и отвечать. Анн засыпала его вопросами о Телеме, он же, в свою очередь, спросил, как она умерла. Это был обычный вопрос; все воскрешенные любили поговорить о своей смерти: кто совершенно спокойно, а кто в трагических тонах, в зависимости от натуры.
— О-ла-ла! — сказала Анн. — Я так рада, что вырвалась оттуда. Там было слишком много мрачных мужчин. У них никогда не хватало времени поболтать и посмеяться — взоры исподлобья, проклятия сквозь зубы и вечная резня направо и налево. Нет, это не для меня.
Анн была кем-то вроде Елены Троянской. Подруга самозваного короля, захватившего власть над группой французов семнадцатого столетия, она сбежала с заезжим принцем, жившим выше по течению Реки. Между двумя странами разразилась война. А в перерывах между боями премьер-министр и генерал занимались любовью с Анн за спиной у принца. Министр вынашивал планы убийства; генерал собирался прикончить принца и министра и сделать Анн своей официальной возлюбленной.
— И что же с ними случилось?
— О, я ужасно устала от этих неуклюжих зануд, которые требовали от меня клятв в вечной любви — как будто на свете бывает такая штука! Ну, я и удрала с оперным певцом, баритоном. Обожаю баритоны, знаете ли. Они на меня действуют куда сильнее, чем теноры и басы. Но нас поймали, и генерал задушил меня собственными руками.
Анн провела рукой по золотистой округлой шее и добавила:
— Слава Богу, что следов насилия при воскрешении не остается.
— Да уж! — рассмеялся Блэк. — Грех портить такое совершенство!
— Благодарю вас, месье Блэк. — Анн пристально взглянула на него: — Вы один из самых безобразных мужчин, каких я видала! О, не вздрагивайте, пожалуйста. Вообще-то это комплимент. Вы безобразны, но очень привлекательны. Точно гибрид дьявола с богом. Вы пугаете меня — то есть пугали бы, будь я способна бояться мужчины, — и в то же время притягиваете почти неотразимо… если можно так сказать. У вас, конечно же, есть подруга?
— Филлис Макбейн. Я вас познакомлю.
— Хорошо. Я должна увидеть женщину, у которой собираюсь отбить мужчину.
— Вы довольно откровенны.
— А почему бы и нет? Я даже на Земле редко лицемерила. А здесь так и вовсе нет причины лгать. Впервые воскреснув в долине, я пережила приступ ужаса — ведь я высмеивала идею загробной жизни, а в мое время богохульников сжигали на кострах, если вы помните…
— …не в вашей стране, мадам, — сказал Блэк.
— Верно, однако риск все-таки был. Но, как я уже сказала, когда я попривыкла к жизни в долине, которая с первого взгляда показалась мне такой убогой и нищей, то поняла, что в каком-то смысле здешняя жизнь гораздо богаче земной, и решила, воспользовавшись этим преимуществом, делать все, что захочу.
— В таком случае, добро пожаловать в Телем, тут вам самое место, — поклонился Блэк.
— Вы правы, месье. Только не забывайте: я говорю что хочу и делаю что хочу. Должна признать, это не раз доводило меня до беды, правда исключительно оттого, что мужчины принимали все слишком всерьез. Например, я сказала Жан-Жаку: мы будем любить друг друга какое-то время, а потом ты мне надоешь. В ответ он заявил, что убьет меня. После чего я тут же его разлюбила. Однако убил меня не он, а его генерал. Надо сказать, пока он меня душил, я успела дать ему сдачи, месье Блэк. Я пнула его по les poires[6], и он на время отпустил мою шею. Но потом очухался и довел дело до конца. Очевидно, успешно, иначе бы меня здесь не было.
— Мы у генерала в долгу, — произнес Блэк. — Его потеря стала нашей находкой.
Анн поблагодарила его и снова начала задавать вопросы.
Блэк рассказал ей о Розыскном Агентстве, распространившем свои филиалы уже на три тысячи миль вверх и вниз по Реке, о том, какую сигнальную систему он установил, чтобы получать известия от агентов, а также о своей надежде с помощью агентства сплотить всю англоговорящую часть населения долины.
— О! — воскликнула француженка. — Значит, вы надеетесь, что однажды ваше РА превратится в РАЙ!
— Pas exactment[7], мадемуазель, — рассмеялся Блэк. — Здесь не будет ни богов, ни ангелов. Люди возьмут управление страной в свои руки. И это будет самое демократическое правление на свете.
— Ах, месье, вы же не дурак! Вы и вправду верите, что толпа способна управлять собой?
— Здесь — да. Это вам не Земля. В нашем распоряжении целая вечность, чтобы исправлять свои ошибки.
— Или наделать новых.
— Верно, однако население здесь, в долине, потенциально стабильное. У нас нет стариков, слабосильных, неприспособленных. Наши мозги, в принципе, должны со временем сделаться столь же гибкими, как вены и артерии. Нам не нужно воспитывать детей, передавать им свой жизненный опыт и пытаться уберечь от наших же промахов.
Здесь каждый человек стареет только в смысле опыта. И, естественно, повторяя одни и те же ошибки вновь и вновь, в конце концов чему-нибудь да научится.
— Месье выглядит прожженным циником, но в душе он идеалист. У него гораздо больше веры в способность людей учиться на собственных ошибках, нежели я предполагала. Что касается меня — mon Dieu![8] Я думаю, что человеческая глупость безмернее вечности. Человек скорее позволит разорвать на мелкие кусочки самого себя, чем свои идеи или предрассудки. Он будет стоять за них насмерть — и погибать тысячу раз, а потом воскресать тысячу и один раз, но с пути своих предков не свернет.
— Надеюсь, вы ошибаетесь, мадемуазель. Вы видите мир в черном цвете.
— Но это и ваш цвет. Вы же король Ричард!
— Я все-таки не такой Ричард, как у Шекспира.
Они помолчали, а потом Блэк заговорил, поддавшись искушению, которого не мог и не хотел побороть:
— Сегодня я собираюсь проверить заставу, охраняющую проход к руднику. Может, составите мне компанию? С гор открывается чудный вид на Телем, и я расскажу вам, чего мы добились и о чем мечтаем.
