— Да, он полетел. — Отец Видикон выдернул из запасного трансформатора перегоревший резистор. — Должно быть эти фабриканты думают, что могут всучить Церкви брак. — Брат Энсон забрал ком обугленной массы и дал ему новый резистор.
— Это наш последний запасной, отец Видикон.
Отец Видикон вставил его в зажимы.
— Хватит ли их на протяжении десяти минут?
— Следствие Гундерсона, — согласился брат Энсон.
Отец Видикон захлопнул крышку.
— Мы боремся с противоречивостью, брат Энсон.
Сигнальный огонек на главном трансформаторе мигнул и погас, тогда как на запасном зажглась красная лампочка.
— У нас иссякли запасные, — простонал брат Энсон.
— Может это просто соединение! — Отец Видикон сорвал крышку. — Осталось всего четыре минуты!
— Виноват резистор, отец?
— Ты имеешь в виду этот кусок шлака?
— ...единство, цельность космоса, всегда признавались святой матерью церковью, — говорил тем временем папа. — Выдающимся примером служит притча Христа о «лилиях полей». Все сущее — в Боге. Фактически, архитектура средневековых церквей...
На экране появилось изображение Собора Парижской Богоматери. Камера наехала, показав крупным планом декоративную резьбу...
...и экран померк.
— Он сдох, отец Видикон, — простонал брат Энсон.
— Ну, клин клином вышибают. — Отец Видикон выдернул сдохший резистор. — А это — противоречивость... — Он схватился левой рукой за проводящий провод передатчика, а правой — за провод наземной станции.
По всему миру, экраны снова ожили засветившись.
— ...и подобно тому как есть единство во всем Мироздании, — продолжал папа, — есть и единство во всех главных религиях. Во всех можно найти одни и те же космические истины; и вопросы, по которым мы сходимся, важнее тех, по которым у нас расхождения — за исключением, конечно, Божественности Христа, и Святого Духа. Но покуда католик помнит, что он католик, ему нельзя ставить в вину стремление научиться чему-либо у других вер, если он использует это учение, как путь к большему пониманию собственной веры. — Он сложил молитвенно руки и мягко улыбнулся. — Да благословит вас всех Бог.
И его изображение на экране растаяло.
— Мы закончили! — закричал монсиньор. — Это было потрясающе!
В аппаратной брат Энсон читал, со слезами на глазах «Dies Irae»* [2].
Папа вышел из телестудии, стараясь выглядеть спокойным. Из центра управления выскочил монсиньор и упал на колени, хватая папу за руку.
— Поздравляю, Ваше Святейшество! Это было великолепно!
— Спасибо, монсиньор, — пробормотал папа, — но давайте судить по итогам, ладно?
— Ваше Святейшество! — вбежал еще один монсиньор. — Только что звонил Мадрид! Народ ломится в исповедальни, даже мужчины!
— Ваше Святейшество! — прокричал какой-то кардинал. — Говорит Прага! Верующие прут в собор! У комиссаров бледный вид!
— Ваше Святейшество! Нью-Йорк! Народ валом валит в церкви!
— Ваше Святейшество! Преподобный Сун только что отменил свое выступление в ООН!
— Ваше Святейшество! По всей Италии люди стоят на коленях перед церквями, призывая священников!
— На связи итальянское правительство, Ваше Святейшество! Оно шлет глубочайший поклон и заверения в вечной дружбе!
— Ваше Святейшество, — вымолвил сквозь слезы брат Энсон. — Отец Видикон скончался.
В итоге его, разумеется, канонизировали — без сомнения, он погиб за Веру. Но чудеса начались немедленно.
В Париже, программист компьютеров, возившийся с очень хитрой программой, знал, что ей обеспечен сбой. Но он помолился отцу Видекону, прося замолвить словечко перед Господом, и программа пошла без сучка, без задоринки.
У Арта Ролино, руководившего показом Суперкубка, сдохли одиннадцать из двенадцати камер, а двенадцатая начала барахлить. Он быстро послал молитву отцу Видикону, и пять камер вернулись в строй.
Наземное управление полетом вело передачи на недавно запущенный спутник, когда тот внезапно исчез с его экранов.
— Отец Видикон, храни нас от Мэрфи! — воскликнул диспетчер, и импульс снова появился на экранах.
Чудеса? Трудно доказать, может быть и случайное совпадение. Такое всегда возможно с электронным оборудованием. Со временем инженеры, программисты компьютеров и техники всего мира начали подсчитывать молитвы и число спасенных проектов и программ, и весть об этих чудесных совпадениях разнеслась повсюду. Поэтому на следующий день после того, как папа провозгласил его святым, во всех компьютерных залах и диспетчерских всего мира противоположные от входа стены украсились лозунгами: «Святой Видикон Катодский, заступись за нас!»
— Так погиб святой Видикон, совершив акт самопожертвования, обративший противоречивость против самой себя. — Отец Ал медленно повернул голову, глядя прямо в глаза всем присутствующим. — Поэтому, братья и сестры мои, когда вас одолеет искушение совершить акт противоречия, молите святого Видикона заступиться за вас перед Всемогущим Богом, и даровать вам милость обратить эту противоречивость против самой себя, как поступил святой Видикон. Если вы мазохист, и вас одолело искушение найти кого-то, кто отхлещет вас, будьте еще более противоречивы — лишите себя удовольствия, коего жаждете! Если вам захотелось украсть, найдите способ заставить банковский компьютер выдать вам деньги с вашего же счета! Если вы задумали разорить врага, то сделайте ему вместо этого комплимент — он с ума сойдет, гадая, какую каверзу против него вы задумали!
Один из слушателей заерзал на скамье.
Отец Ал глубоко вздохнул.
— Таким образом мы можем отнять энергию у тяги к противоречию и обратить ее на укрепление наших душ, на совершение добрых дел.
Конгрегация выглядела немного сбитой с толку, и он их не винил — проповедь эту нельзя было назвать самой понятной из всех когда-либо прочитанных им. Но что еще можно ожидать, когда она основана на импровизации? Однако он заметил на лицах нескольких бичей удивление, сменившееся глубокой задумчивостью. По крайней мере, не все семена упали на бесплодную почву.
Он поспешил перейти к «Верую», а затем провозгласил замысел обедни:
— Господи Боже, если будет на то воля Твоя, позволь душе слуги Твоего, святого Видикона Катодского, помочь своею силой и защитить сего члена ордена, основанного в его честь, в борьбе с силами противоречия, осаждающими Твою Святую Церковь, обрати их против самих себя, порази тех, кто ведет войну против святости и свободы души. Аминь.
Дальше все шло в основном без отклонений. Он смог расслабиться и позволить себе забыть о неприятностях, все глубже и глубже вовлекаясь в таинство. Атмосфера обедни окутала его своим успокаивающим теплом. Вскоре для него существовали только гостья и вино, да молчаливые, внимательные лица конгрегации. Многие из присутствующих оказались в форме для причастия. Один из францисканцев вышел отпереть дарохранительницу и вынести дароносицу, так что никто не ушел пустым.
