— Извините, что отрываю вас от дела в столь важный момент, но я должен знать, что происходит, — сказал он. — Не сомневаюсь, что вы правы — предполагаемые демократические государства действительно на поверку оказались изощренной формой рабовладения, и это явление поистине уникально. Я доселе не слышал, чтобы рабы не знали о своем рабстве, а считали себя гражданами. Виной тому безобразия на Базе: координатор в маразме, его заместитель абсолютно неопытен и совершенно не подготовлен для какой бы то ни было руководящей должности — отвратительный пример кумовства. Я увольняю весь персонал Базы и назначаю нового координатора. Теперь присядьте и расскажите мне подробно, что происходит.
Лефарн говорил. Потом опять говорил. Инспектор внимательно слушал. Он перебил его только однажды:
— Когда заместитель координатора Стэнтлор пыталась вмешаться, она создала вам какие-то сложности?
— Нет, сэр. Как только она вникла в мой план действий, то оказала неоценимую помощь.
— В самом деле? Судя по тому, что я слышал о воинственной леди, это просто невероятно.
Когда Лефарн наконец закончил, оба утомленно откинулись на спинки кресел. Лефарн чувствовал огромное облегчение. Его сомнительное «изобретение» лука и стрел Вилкор проглотил даже не поморщившись.
— Очень хорошо, — заключил инспектор. — Вы умело — я бы даже сказал, блестяще — справились с экстраординарной ситуацией, причем без всякой помощи со стороны старших по чину. Теперь вопрос в том, какую пользу можно извлечь из ваших достижений. Я реорганизую планету. Я назначу трех новых помощников командиру полевого отряда, по одному на каждый континент. Одним из них будете вы. В настоящее время центр событий — ваш континент, и мы должны как можно быстрее подобрать вам команду. Это не так просто в условиях уже начавшейся революции. Я дам вам любого агента на Нилинте, которого вы назовете, и при первой возможности пришлю опытных агентов с других планет.
— Да, сэр. Для начала я хотел бы попросить заместителя координатора Стэнтлор, сэр.
— Нет. Она не подходит. Я еще никогда не встречал столько отрицательных качеств у одного руководителя.
— Может, это и так, сэр, но она ничем не будет руководить. Сказать по правде, в данный момент она единственный, кроме меня, человек на Нилинте, кто понимает, что происходит, и она уже зарекомендовала себя как хороший полевой агент. Без нее я бы не справился. Кроме того, у нее есть ожерелье, которое, на мой взгляд, должно стать частью стандартной экипировки для всех агентов женского пола. А может, и мужского.
Инспектор озадаченно нахмурился. Потом рассмеялся.
— Хорошо. Если только вы обещаете держать Раису Стэнтлор подальше от Базы или любого другого штаба. И еще одно. Как бы вы кратко сформулировали проблему Нилинта и свое решение? Ваш пример будет поучителен для агентов, работающих на других планетах. Бюро не может позволить себе дважды наступать на одни и те же грабли.
Лефарн с мудрым видом кивнул. От других агентов он слышал, что каждая успешная операция Бюро заканчивается поисками очередных крупиц мудрости, которые застывают в ее легендарном полевом уставе, как мошки в янтаре — что-нибудь вроде «ДЕМОКРАТИЯ НЕ ФОРМА ПРАВЛЕНИЯ; ЭТО СОСТОЯНИЕ УМА» — и все такое.
— Боюсь, урок, полученный на Нилинте, слишком сложен для этого, — осторожно сказал Лефарн. — Эта планета являет замечательный образец демократии, которая не есть демократия, но я никогда бы об этом не догадался, если бы волею случая не попал в общество короля, который таковым не был.
Перевел с английского Константин РОССИНСКИЙПитер Гамильтон, Грэм Джойс
БЕЛОЕ ВЕЩЕСТВО
Заметив совсем близко какое-то яркое сверкание, Найджел Финчли поначалу только прищурил глаза. Он ехал в Сити, где работал в одной из крупных брокерских фирм и регулярно играл на бирже, рискуя чужими деньгами, чтобы заработать себе на безбедную жизнь. Финчли был обладателем новенького «нимбуса», поэтому он не удержался и бросил оценивающий взгляд на классический «лотус-эсприт», который затормозил рядом с ним перед перекрестком. Перехватив его взгляд, очаровательная брюнетка за рулем «лотуса» — золотая крошка, как называл Финчли детей богатых родителей, живущих на папино наследство — слегка надавила на педаль газа, и мощный двигатель замурлыкал чуть громче. В этом звуке было что-то нарочито-вызывающее и эротичное, и Финчли попытался разглядеть девушку получше, но не смог — ему мешал ослепительно яркий блеск голубой эмали, которой был покрыт кузов автомобиля. Машинально прищурившись, чтобы защитить глаза от бликов отраженного солнечного света, он неожиданно понял, что эмаль была отполирована чуть ли не до зеркального блеска. Весь «лотус-эсприт» словно излучал собственное сияние, рядом с которым все остальные машины, остановившиеся перед светофором, казались тусклыми и серыми.
«Это деньги, — сказал себе Финчли. — Большие деньги, отблеск которых ложится буквально на все».
«Лотус-эсприт» упруго рванул с места с вызывающим и презрительным ревом, и Найджел проводил его взглядом, испытывая легкое чувство зависти. Впрочем, он бы забыл об этом пустячном случае, если бы несколько позднее не увидел знакомое сверкание снова. На этот раз это была миниатюрная «пикколо». Против этой модели Финчли ничего не имел: «пикколо»-МГ[1] были небольшими, но вполне респектабельными спортивными машинами среднего класса. Вот только сверкать так они не должны ни при каких обстоятельствах.
Удивленный Финчли долго смотрел «пикколо» вслед. Автомобиль, казалось, не ехал, а плыл по улице со сверхъестественным изяществом.
Этот случай возбудил его любопытство. Почти бессознательно он стал внимательнее смотреть по сторонам и, прежде чем свернуть в подземный паркинг компании, заметил в плотном потоке транспорта еще три автомобиля, сверкавших столь ослепительно, что глазам было больно смотреть.
Всего пять автомобилей на огромный, задыхающийся в пробках мегаполис.
* * *
Обычно Найджел Финчли обедал в «Лебеде» — небольшом пабе на берегу канала, восстановленном в соответствии с правительственным планом муниципального самообеспечения. Теперь «Лебедь» был, пожалуй, не по карману тем, кто когда-то любил заглянуть сюда во время воскресной прогулки по реке. Полностью отремонтированный и переоборудованный с претензией на роскошь, он мог похвастаться новой французской кухней (с пониженной калорийностью) и ничем не уступал множеству окрестных баров, которые в урочный час наполнялись биржевыми игроками, составлявшими едва ли не самую многочисленную касту дневных обитателей Сити. Беленый фасад паба украшал фриз из окованных железом тележных колес, укрепленных прямо на стене. Дверь бара была украшена висячими корзинками и горшочками с цветами. В баре подавали настоящий эль из деревянных бочонков и морковный сок из стоявших тут же соковыжималок, работавших со звуком, напоминавшим жужжание бормашины. Просторная автостоянка у задней стены паба была огорожена высокой стеной из красного кирпича и с улицы не просматривалась.
