- Взгляни на звезду...
Михаил с трудом смог взглянуть на дивный свет, и тут же вспомнил и все звездное небо, которым когда-то прежде любовался - ведьма со всеми ее ужасами показалась ему ничтожной, против этой красоты, и вот он полетел стремительный, вихрю подобный.
Он мчался едва не касаясь ядовитых туч, а позади из рук девушки вылетала пряжа - это было звездное небо - и его уже не требовалось прибивать гвоздями, оно само занимало место туч. Для тех, кто стоял на земле представлялось, будто столь привычная для них мрачная завеса счищается некой могучей кистью, и открывается никогда им невиданное, но такое прекрасное, что они сразу же в это влюблялись, так как нельзя было это не полюбить.
Ну а ведьма Брохаура визжала весь небосклон оглушая - визжала и от злобы, и от страха; она то чувствовала, что теперь ее владычеству, по крайней мере в этом месте приходит конец. Свет звезд, а еще больше - солнечное золото волос девушки обжигали ее, но все-таки не отступала, все-таки гналась за ними. Как только появились звезды, она приняла свои обычные размеры - чуть больше и массивнее человека, и она полетела бы вниз, но там, возле звездного купола остались еще обрывки ядовитых туч - с земли их не приметил бы даже и самый зоркий глаз, однако на самом деле они были достаточно велики, чтобы на них могла уместится ведьма. И она стремительная, яростная, вопящая, перепрыгивала с одного обрывка на другой, и не только не отставала от стрелою летящего Михаила, но даже, постепенно и настигала его. Но вот окончание небесного купола - вот ссохшееся страшное поле - похоже, многие пытались бежать из города через него - по крайней мере, тут и там, среди трав белели обглоданные ветром кости. И тут вновь взмахнула девушка молотом создателя и следующий гвоздь поставил здесь мраморный фонтан. Ведьма уже распахнула над ними свою покрытую кривыми клыками пасть - но именно то в эту пасть и ударила сильная струя хрустально чистой воды. По видимому, эта бьющая из недр земли струя, оказалась для ведьмы еще более страшной, нежели свет звезд и солнце; во всяком случае она страшно, пронзительно вскрикнула, черной передергивающейся глыбой пала в десятке шагов от них, вдруг стала сжиматься, и превратилась в черную крысу - под крысой распахнулась расщелина, и она с жалобным визгом полетела туда - расщелина захлопнулась, и тут же, на этом месте распахнулись к небу нежные подснежники.
Ну, а Михаил взмыл и промчался над городом - вниз опадало полотно златовласой девушки, и превращало все из унылого и страшного в дивный сад. А потом пришла пора прощаться, и Михаил совсем не помнил этого прощания единственное, что осталось от него - это было чувствие счастья.
И он бежал по цветущим улицам и смеялся вместе со многими иными. Он слышал голоса детей, взрослых - все радовались солнечному свету, все любили. И он знал, куда бежит теперь: на ту площадь на окраинах, где упал вместе со своим сплетенным из палых листьев ковром. Вот он ковер - как и все он воскрес - сиял нежными цветами молодых, весенних листьев. Плача от счастья, Михаил уселся на него, и зашептал: "Домой. Домой. Скорее - к ней, к милой, к Тане..."
* * *
Он стоял в темном осеннем тумане, до слуха его едва-едва долетал настырный гул машин. А лес был совсем тихим, мертвым. Не дул ветер - все молчало, птицы давно улетели в жаркие страны. Тогда он позвал чуть слышно:
- Таня...
Никакого ответа не было. Тогда он выкрикнул это имя, и вновь никакого ответа. Потом по щекам его покатились слезы, и, казалось, что это теплые, нежные пальцы медленно проводят по ним, ласкают его - он шептал проникновенно:
- Приди... Приди пожалуйста... Мне так одиноко без тебя... Где же ты, любовь моя...
И долго-долго он шептал так, и плакал, и не получал никакого ответа. И вот в сердце его закралось страшное сомнение: "Быть может, ничего этого и не было, но все только привиделось - ведь я же такой впечатлительный..." - и стало ему нестерпимо больно на душе, нестерпимо одиноко; показалось, будто тот адский пес вновь ожил, вновь вгрызался в его сердце.
От метнул взгляд в одну сторону - все холодный, темный туман; в другую там расплывчатые, призрачные очертания обнаженных, спящих деревьев. Метнул взгляд вверх, да так и замер - небо освободилось от туч, мириады звезд сияли там, а среди них была одна, самая прекрасная, самая близкая его сердцу - та самая звезда, которую златовласая дева вышила, когда он был рядом, для него вышила...
И тогда он почувствовал, что любим; что они со своей любовью непременно будут вместе. Тогда он улыбнулся, еще некоторое время полюбовался ею, ну а потом медленно повернулся, и пошел назад, в город.
* * *
Когда разбирали бумаги одного умершего, прожившего жизнь в одиночестве старичка, то нашли стихи, которые кому-то понравились, и он отнес их домой, чтобы прочитать в семейном кругу. Вот эти стихи:
- Кого я знал, ушли все в землю,
И лучший друг давно ушел,
Во мне лишь сердце тихо теплит,
И память - как по парку шел.
А может не было того,
Лишь юности моей виденье,
Но на душе моей светло,
Питает память вдохновенье...
КОНЕЦ.