— Ага. Вот и главная морлочья заступница пожаловала, — заорал истошный голос. — Бееей!!!
«Лидия Ван-дер-Ваальс. Модистка». Лидия ухмыльнулась, увидев табличку, ухватила драчуна за ремень и втащила в дом, захлопнув дверь прямо перед носом преследователей. Еще с полсекунды незнакомец тыкал кривым прутком в воздух, а затем вдруг очнулся, огляделся и, глубоко вздохнув, выпрямился. Он все еще придерживал рукой неподвижную женскую фигуру в плаще.
— Вы закройщица? — Юноша, а на вид незнакомцу можно было дать не больше двадцати пяти лет, никак не мог отдышаться.
— Модистка.
— Да. Я знаю. Вы поможете? Поможете? Нам надо бежать… Я знаю, он говорил, где-то здесь есть ход в подземелья. Надо бежать, или убьют. Помогите! Это все странно. Кажется, ее ранили.
— Куда? — Лидия наблюдала за тем, как бережно гость укладывает спутницу на раскроечный стол, как развязывает плащ, откидывает капюшон.
— Кажется, в живот. Посмотрите. Она… Она… Не человек. Не совсем человек.
Лидия резко дернула плечами, застонала тихонько, точно от невыносимой боли:
— Морлочка, что ли? Ну, не привыкать. Тащи кипятку и иголок, Аннет. Ох… Она же без маски. Как же ты так, голубчик? — Лидия осторожно откинула волосы с лица девушки, с любопытством уставилась на огромные, широко расставленные глаза, прикрытые тонкими веками, на крошечный нос, на несоразмерно высокий белый лоб в испарине. — Как есть задохнулась. Голубчик, нельзя подземам наверху без намордника.
— Вы не думайте. Джульетте… Ей можно… Это… — гость замялся. — Ну… Для вас это не важно. Обработайте рану.
— Важно, не важно. Что мне мертвую-то без толку ворочать, время терять? Скоро сюда твои дружки ворвутся — бежать надо.
— Не мертвая она! — почти закричал юноша. — Она другая. Таких, как она, очень мало, но есть. Наполовину морлоки, наполовину… чтобы могли оставаться наверху. Ну… Те, кто торгует с верхним городом, или… девушки. Красивые девушки. Да не смотрите вы так, зашивайте рану.
— Вон оно как… Наполовину, значит? Девушки? — Лидия облизнула пересохшие губы. — Правду вор сказал. И здесь правду… Куда ткнули твою красавицу?
Лидия потянулась к пузырящейся ране на животе, зашептала что-то, словно начиная перекрой, затем опомнилась… Пальцы умело ощупали рваное отверстие, скользнули внутрь и задвигались, разглаживая внутренности. А потом Лидия застыла. И распрямилась. На втором этаже опять разбилось стекло, но Лидия даже не шевельнулась. И не побледнела…
Давным-давно. Дом-баркас — лучший в слободе. Красавица купчиха и ее супруг — добрый человек и удачливый купец… Рояль, заказанный бывшим владельцем «Мальвазии» аж из самой Европы… Сверток, привязанный широкими лентами, позвякивал, когда купчиха бегала по лестницам вверх-вниз, громко командуя прислугой. «Морлоки — их работа! — Комиссар ковырял бородавку на мизинце. — Вы еще молоды. Будут у вас детки». Серебряные бубенчики на шнуре блестели при свете газовых рожков, точно рождественская гирлянда. «Звенит! Звенит!» — слобода взрывалась одиноким воплем. «Не уберегла я дочку! — Лидия вырывалась из жилистых объятий Аннет, царапала той лицо, хрипела: — Не уберегла. Поделом мне!» Кукушка подмигивала черным зрачком в синем ободке: «Поделом!» «Оммм… боммм», — малиновый бархат на окнах колыхался, пережевывая, превращая в кашицу из звуков бой часов на ратуше, шум слободы, перезвон трамваев и детские голоса.
* * *
«Поделоммм… оммм»… Лидия Ван-дер-Ваальс стояла возле раскроечного стола, на котором истекала кровью полуморлочка-получеловек, и держала на раскрытой ладони сизый твердый комок. Вдова медленно оторвала лоскут от цветастой юбки, поскребла краешком, еще… Тренькнул колокольчик в руках у модистки и захлебнулся, аккуратно опущенный в глубокий карман.
— Что это? — Юноша нервничал, прислушивался к неутихающему вою преследователей, сжимал кулаки. — Поторопитесь. Нам пора вниз.
— Не надо вниз. Я вас другим путем выведу. — Лидия спокойно взяла у Аннет иглу и положила первый стежок, — черным ходом проведу на подворье, а там и до полиции рукой подать.
— Видите ли, полицейские… Это много опаснее пьяной черни.
— Не опаснее! — отрезала Лидия. — Здешний комиссар передо мной в долгу. Только… Только дай мне, господин хороший, слово.
— Что? Что угодно… Помогите. Если бы я был один, я бы сумел отбиться, но Джульетта…
— Джуль-ет-та, — повторила одними губами Лидия и заговорила громко, уверенно. Так когда-то раздавала приказы супруга купца Морского дома Мартена Ван-дер-Ваальса… — Ты человек, видимо, не бедный, раз на шалости денег не жалеешь… Верно?
— Верно. — Юноша недоуменно хмурился. — Сколько вы хотите?
— Не надо мне твоих грошей. Помогу! Только девчонку с собой возьмешь. Навсегда. Хочешь у себя посели, хочешь увези из города, но одну не бросай. Подземка эта выживет, а остальное ей починить сумеешь, если не пожадничаешь и хороших лекарей наймешь. Много в ней от нелюдей, но и человечьего немало сохранилось. Не бросай… — Лидия сглотнула, откусила зубами суровую нитку, — …Джульетту. Дай слово сейчас, либо крикну слугам, чтобы отворили двери.
Юноша сцепил зубы. Прислушался. «Жечь гнилых сук! Чтоб неповадно!» Запах гари осторожно вползал сквозь щели оконных рам, поднимался к потолку. Сизый дым медленно клубился над лампами, «…наперсточек да челнок», — Анисья оборвала песню, зашевелила ноздрями, слепо заморгала. Наперсток хихикнула, поправила белое полотно на пяльцах.
— Слово. Слово! Горим же! Торопиться надо. — Он легко поднял девушку, завернул ее в протянутый Лидией отрез льняного равендука. — Обещаю!
— Аннет, голубушка. Проводи гостей, сама знаешь, как и куда. Комиссару про горло напомни, чистить, мол, пора. Поняла? И Анисью с Наперстком доведи до калитки, а там пусть уж сами… Как-нибудь. Сундучки с накопленным барахлишком прихватить успеют еще.
— Матушка, а сама? — залепетала Аннет.
— Дела у меня.
— Не оставлю! — запричитала Аннет, но заметив, как первые языки пламени протискиваются через ставни, осеклась. Замотала головой. Ойкнула. — Идемте, господин. Я покажу.
* * *
Они спешили вверх по широкой лестнице один за другим. Семенила, спотыкаясь, Аннет. Легко перепрыгивала со ступени на ступень Наперсток, шарила ладонями по перилам слепая Анисья. Осторожно, стараясь не потревожить девушку, ступал молодой аристократ. Скрипели балясины — последней грузно поднималась Лидия Ван-дер-Ваальс.
Она распахнула двери будуара, привалилась к косяку и глядела, как быстро идут, почти бегут по галерее белошвейки, как широко шагает незнакомец, держа на руках худенькое тело. Норд-ост зашелестел по медным и фарфоровым язычкам колокольчиков, привязанных к высоким балкам, нанизанных гирляндами на бечевки от стены к стене. Большой колокол собора вторил бесконечным гулом: «одиннадцать… двенадцать»… В который раз врала, отмеряя чужую жизнь, деревянная кукушка. В городе наступила полночь.
