— Что они сделали с оттиском? — спросил я.
— Унесли в кабинет главреда. Я хотела запросить обратно оригиналы из наборного, но шеф меня опередил, и видео он оттуда тоже забрал. Тогда я стала дозваниваться тебе, а ты все поотключал.
— И что, они до сих пор там, у шефа?
— Только что ушли. Главред велел передать, что от тебя требуется «полное сотрудничество», то есть ты должен отдать негативы и вообще все отснятые сегодня утром материалы. А мне велено не лезть. Репортажа не будет. Точка.
— Давно они уехали?
— Пять минут назад. Сто раз успеешь сделать мне оттиск. Только не пересылай, я сама за ним заеду.
— А как же «еще не хватало нам неприятностей с Обществом»?
— Им до тебя минут двадцать ехать. Оттиск припрячь куда-нибудь, где они его не найдут.
— Не могу, — ответил я. В телефоне повисло возмущенное молчание. — У меня проявитель сломался. Зажевал пленку с фотоаппарата. — Я снова вырубил телефон.
— Хотите посмотреть, кто сбил шакала? — спросил я у Кейти, приглашая ее подойти к проявителю. — Краса и гордость Финикса.
Кейти застыла перед экраном, разглядывая картинку. Если компьютеры у Общества по-настоящему мощные, то можно, наверное, доказать, что шакал здесь мертв. Только вряд ли они станут держать пленку так долго. Хантер с Сегурой наверняка уже успели уничтожить те копии, что я пересылал. Может, чтобы им лишний раз время не тратить, вызваться добровольно искупать картридж в марганцовке?
Я посмотрел на Кейти.
— Вроде бы вот он, виновник. Виновнее некуда. А на самом деле нет. — Кейти не ответила и даже не шевельнулась. — Шакал бы, конечно, погиб, если бы угодил ему под колеса. Водовоз ведь шёл где-то под девяносто. Но шакал был уже мертв.
Кейти подняла глаза на меня.
— Общество отправит Эмблеров за решетку. У них отберут дом, в котором они прожили пятнадцать лет, и все из-за дурацкого несчастного случая. Шакал выскочил прямо под колеса.
Кейти дотронулась до сфотографированного шакала на экране.
— Им и так несладко, — сказал я, глядя на нее. На улице темнело, но свет я так и не включил, и от красной цистерны нос Кейти казался слегка обгоревшим на солнце. — Все эти годы она винит мужа в смерти своей собаки, хотя он ни при чем. У «виннебаго» внутренний салон едва сто квадратных футов. Ящик на колесах размером с мой проявитель, но они там прожили пятнадцать лет, а дорожные полосы тем временем сужались, автострады закрывались, теснота — повернуться негде, не то что жить, и ко всему этому еще груз несправедливой вины.
В красноватом свете экрана Кейти выглядела почти шестнадцатилетней.
— А водителю цистерны, которые ежедневно привозят в Финикс тысячи галлонов воды, точно ничего не будет. Общество не рискнет связываться, еще забастовки им не хватало. Уничтожат негативы, и дело с концом. Зато Эмблеров не тронут. И вас.
Я повернулся обратно к проявителю и скомандовал: «Дальше». Изображение сменилось. Юкка. Юкка. Мое предплечье. Моя спина. Чашки и ложки.
— И потом, мне ведь не впервой перекладывать вину на других. — Рука миссис Эмблер. Спина миссис Эмблер. Открытая дверь душа. — Я вам не сказал про Аберфана?
Кейти не поворачиваясь смотрела на экран. Ее лицо побледнело от голубого стопроцентного пластика душевой кабины.
— Общество все равно подозревает водителя цистерны. Осталось только убедить редактора. — Дотянувшись до телефона, я снова его включил. — Рамирес! Хочешь показать Обществу, где раки зимуют?
Спина Джейка. Чашки, ложки, кофе.
— Я бы с радостью. — От ее голоса покрылась бы льдом даже Солт-Ривер. — Но у тебя сломался проявитель, и ты не мог выслать мне картинку.
Миссис Эмблер и Тако.
Я прижал пальцем кнопку отключения телефона, но палец не убирал.
— Стоп, — велел я. — Распечатать.
Экран погас, отпечатанная фотография выползла в лоток.
— Интервал реже. Раствор перманганата по одному проценту. Отображать процесс на экране. — Я убрал палец с кнопки. — Рамирес, чем сейчас занимается Долорес Чивере?
— Журналистскими расследованиями. А что?
Я не ответил. Изображение миссис Эмблер побледнело. Еще побледнело.
— Так Общество действительно просматривает личные страницы! — воскликнула Рамирес. Догадливая, не хуже Хантера. — Ты поэтому попросил сведения на свою бывшую девушку, да? Ловишь на живца?
Я ломал голову, как бы сбить Рамирес со следа Кейти, а она, со своими скоропалительными, как у Общества, выводами, взяла и сама переключилась. Так при должной сноровке можно будет и Кейти убедить: «Знаете, зачем я на самом деле сегодня приезжал? Расставлял ловушку для Общества: Нужен был кто-то, не указанный в моем досье, не имеющий со мной видимых связей».
Кейти смотрела на экран, как будто уже наполовину поверила. Изображение миссис Эмблер еще немного побледнело. Никаких видимых связей.
— Стоп! — скомандовал я.
— А при чем тут грузовик? — поинтересовалась Рамирес. — Он как-то задействован в твоей охоте?
— Никак, — ответил я. — И водоснабжение тоже никак. С ними связываться еще опаснее, чем с Обществом. Так что слушайся шефа. Полное сотрудничество. Дело закрыто. Мы их подловим на незаконном доступе к страницам.
Она погрузилась в раздумья, а может, отключилась и звонит сейчас Долорес Чивере. Я посмотрел на экран с портретом миссис Эмблер. Он достаточно побледнел, чтобы сойти за пересвеченный, но не настолько, чтобы стало ясно: я с ним химичил. А Тако пропала.
Я обернулся к Кейти.
— До приезда этих, из Общества, еще минут пятнадцать. Как раз успею рассказать про Аберфана. — Я показал на диван. — Располагайтесь.
Кейти села.
— Замечательный был пес. Любил снег. Рыл в нем тоннели, подкидывал его носом, пытался хватать пастью падающие хлопья.
Рамирес все-таки дала отбой, судя по всему, но она еще перезвонит, если не найдет Долорес Чивере. Я снова нажал кнопку отключения и вернулся к проявителю. На экране по-прежнему висел портрет миссис Эмблер. На нем еще вполне можно было разобрать подробности, несмотря на купание в растворе. И морщины, и жидкие белые волосы никуда не делись, исчезли только виноватое — или обвиняющее — выражение, любовь и утрата. Она выглядела теперь безмятежной, почти счастливой.
— Хороших собачьих фотографий почти не существует, — продолжал я. — Они плохо получаются, потому что у собак не хватает нужных мимических мышц, а Аберфан так вообще кидался на любого, кто сунется к нему с фотоаппаратом.
Я выключил проявитель. В комнате сразу убавилось света, и стало совсем темно. Я зажег верхнюю лампу.
