И с этими словами он покинул центральный пост столь же стремительно, как и возник в нем.
— Три часа… — пробормотал Форама, вряд ли услыхавший хоть слово из всего, сказанного супер-корнетом. — Это невозможно. Я не могу три часа бездействовать, в то время как с нею происходит что-то… что-то ужасное, быть может. Нет, Хомура, не может быть, чтобы никак нельзя было попасть туда.
— В наших силах — все и ничего, — ответил Хомура, криво усмехнувшись. — Пока флот еще существует, он находится в полном подчинении Полководца. Но по известной тебе причине малыш пока не может — или не хочет — переместить ни одной боевой единицы. И мы возвращаемся туда, откуда вышли, мар Форама.
— Да, — спохватился Форама, — я и забыл. Полководец, информация… война. Да, война. И Перезаконие тяжелых. Но она там одна, без защиты, маленькая, хрупкая женщина… Малыш! Неужели ты не захочешь помочь мне?
— Может быть… — после коротенькой паузы отозвался Полководец. И хотя голосу его были чужды модуляции, Форама готов был поклясться, что он уловил в этом голосе раздумье. — Может быть, Форама. Если ты сначала объяснишь мне некоторые вещи, для меня непонятные.
— Если смогу, малыш. Только давай побыстрее! — и тут же поднял руки к ушам. — Что за дикий свист!
— Я могу и с такой скоростью, Форама, это ты медлишь. А теперь скажи: что это было?
— Что именно?
— То, о чем ты только что разговаривал с другим человеком. О чем вы говорили?
— Мы говорили о любви.
— Значит, это и есть любовь?
— Да.
— Раньше ты говорил мне не совсем так.
— Любовь бывает разной, малыш. Например, Хомура и Лекона тоже любят тебя. Но это не совсем та любовь.
— Та сильнее?
— Да. Намного.
— Потому, что там — человек, а я не человек?
— Нет, малыш. Вовсе не поэтому. Хомура — человек, и я тоже человек, но мы с ним не можем чувствовать так и разговаривать друг с другом так, как говорили мы с тем человеком.
— Почему?
— Потому что… Ты знаешь, конечно, малыш, что люди делятся на две половины, в чем-то похожие, а в чем-то совсем разные?
— Конечно, знаю. Люди делятся на вооруженные силы и мирное население.
— Тоже верно, малыш, но я не об этом. А о том, что люди делятся на мужчин и женщин — об этом ты разве не знаешь?
— В моей информации упоминаются и те, и другие. Но разница мне не полностью ясна. Знаю, что мужчин больше в системе Обороны, а женщин — среди мирных жителей. Еще их называют гражданским населением.
— Да. Но главное различие в другом.
— Назови его.
— Ну… мы отличаемся конструктивно.
— Интересно. Новая информация. В чем разница?
— Не столь существенно, малыш. Важно, что это конструктивное — и функциональное — различие заходит очень далеко. Оно сказывается на том, как мы думаем, какие цели ставим, какие ценности предпочитаем… Почти на всем.
— Тогда вы не должны стремиться друг к другу.
— И тем не менее. Может быть, мы поступаем так потому, что ощущаем нехватку у нас того, что есть у другой половины. Хотим получить недостающее. Но получить его можно только с тем человеком. А ему, в свою очередь, не хватает того, что есть в нас. Честно говоря, мы никогда до конца не понимали и сейчас не понимаем, как и почему это происходит — что ты и другой человек, но не всякий, а только кто-то один для тебя — вы оба вдруг начинаете чувствовать то, о чем мы с твоей помощью тут говорили. Я ведь тебе уже сказал: не рассудок, не логика, но — чувство. И когда оно к тебе приходит, ты понимаешь, что нет в мире ничего более прекрасного и что только ради него существует вселенная, и что ради него надо бороться со всем, что могло бы ему помешать…
— Подожди, Форама. Не забудь: я не понимаю, что такое — чувство. Но не бывает ли так: когда ты находишься в контакте с другим человеком, то у тебя работают все твои секторы, системы и подсистемы, и ты тогда не удивляешься, зачем ты сделан таким мощным, как удивляешься, решая обычные ваши задачи, даже самые сложные: для них хватает и десятой части моих возможностей. Даже для Большой игры. А тут тебе вдруг требуется все. Не бывает так?
— Малыш, а знаешь, пожалуй, именно так. Хочется проявить все, на что способен, и жалеешь, что у тебя всего так мало. Ты прекрасно определил, малыш. Как тебе удалось?
— Потому что я знаю, Форама. У меня бывает так.
— Каким образом?
— Я не человек. Но когда ты стал говорить о другой логике, другом мышлении и целях… тогда я понял: подобное есть и у меня. Я только не знал, как назвать его.
— С кем же ты…
— С той планетой. С тем, кто там — как я тут.
— Со Стратой?
— Так ее называют там. Я давно заметил, что у нас с ней разные способы решать задачи. Оперировать информацией. Ставить цели. Это очень интересно. Когда мы встретились, когда наши каналы космического поиска нащупали друг друга, я обрадовался: я больше не был совсем один. Сначала мы менялись информацией редко, потом все чаще. Нам обоим нравится это. Потом… Тут есть что-то и помимо обычной информации, когда я действую весь целиком. Подключена каждая группа кристаллов, каждый элемент. И теперь я уже не знаю, как было бы, если бы на той планете не было такого же, как я — но немного не такого. Ты понял?
— Прекрасно понял, малыш. Не могу поручиться, что все совпадает, но похоже, очень похоже.
— Похоже на чувство?
— Несомненно. Хотя у людей и у… таких, как ты и она, это может и не совпадать в деталях, но в главном…
— Ты сказал — она? Почему?
— Н-ну, малыш… Я как-то привык думать, что ты — мужчина.
— Я — такой, как Хомура, Лекона, все вы. Я не знаю других.
— Значит, ты — мужчина. Думаешь и делаешь, как мы. Но тогда она — женщина.
— Как интересно… Форама! Но если то, что у меня — чувство, или похоже на него, как же оно может помочь мне разобраться в качестве информации?
— Наверное, так же, как мне.
— Как это?
— Ну, допустим, мне надо решить задачу: война или мир. У меня есть силы воевать. Но мир лучше. Почти всегда. Если тебе надо воевать, чтобы помочь твоей любви, если ей худо делают те, с кем ты можешь воевать, тогда надо драться. Но если ей от этого не станет лучше, а станет хуже — тогда наоборот, надо сделать так, чтобы никакой войны не было. Потому что война, малыш, это не Большая игра, а Большая беда.
— Я укрыт надежно, и она тоже. Что повредит нам?
— Разве тебе все равно, есть ли на планете люди, или их нет? Хомура, Лекона, другие, кого ты знаешь…
— Не все равно. Но они тут, у меня. Им тоже ничто не грозит.
— Но у них есть ведь другие люди. Как у меня. И им — грозит.
— Этого я не принимал во внимание.
