— Тогда кто же совершил подмену?
— Неразрешимая загадка. Решить ее я не могу.
Пластов откланялся, уже от дверей квартиры спросил:
— Кстати, Василий Васильевич, какой фирме может принадлежать эмблема — трезубец на фоне шестерни?
— Понятия не имею… Но можно посмотреть в конторе — там есть все каталоги. Или спросить Гервера, он наизусть знает все эмблемы.
— Похоже, фирма с этой эмблемой недавно приобрела пустырь рядом с вашим заводом.
— Вряд ли такое возможно. Мы пытались как-то оформить купчую, нам было отказано.
— И тем не менее какая-то фирма этот участок земли приобрела. Перед самым пожаром, причем сделка была оформлена скрытно.
— Действительно, непонятно. Впрочем, наверное, вы в этом разбираетесь лучше…
— Василий Васильевич, кроме нас, никто не должен об этом знать. Это очень важно для меня как для адвоката. Условились?
— Хорошо, раз никто не узнал, никто и не узнает. Насчет же эмблемы — сегодня постараюсь выяснить, что это, и сообщу вам.
Простившись с Субботиным, Пластов поехал домой. Хржанович, пришедший точно к обеду, принес новость: денежный перевод на имя Ермиловой был отправлен шестого июля с Василеостровского почтового отделения. Таким образом, история с исчезновением Ермилова становилась еще запутанней.
К вечеру позвонил Субботин: эмблема принадлежит немецкой промышленной фирме «Шуккерт и K°» с отделениями в Берлине и Данциге. Об этом ему сообщил Гервер; Гервер же сказал, что месяц назад эта фирма открыла в Петербурге, на Невском, 42, свое представительство.
Сойдя на Моховой и отпустив извозчика, Пластов пошел к подъезду, вдруг услышал шепот:
— Арсений Дмитриевич… Арсений Дмитриевич, осторожней… Тсс… Тише!
Повернулся — Хржанович; смотрит, высунувшись из арки. Вот махнул рукой: сюда!
— Что случилось? Вадим?
Хржанович втащил его в подворотню, зашептал:
— Не входите в подъезд, они могут быть там…
— Кто — они?
— Не знаю… Их двое, они уехали… Но вдруг у них сообщник?
— Какой сообщник?
— Они подъехали на автомобиле. Черный «фордзон».
— Ну и что? Спрашивали меня?
— Нет, но я вошел в подъезд, услышал, как один сказал: «Может, подождем?», второй ответил: «Ничего, от нас все равно не уйдет». Я подумал, что это о вас.
— Что дальше?
— Я сделал вид, что поднимаюсь. Они прошли вниз. Одни из простых, коренастый, второй похож на такого петербургского гуляку.
— Гуляку?
— Да, в спортивном пиджаке и котелке. Высокий, лет тридцати. Вышли, я остановился и услышал, как отъехал автомобиль.
— Почему ты решил, что кто-то остался наверху? Они говорили об этом?
— Давайте на всякий случай походим? Рядом, по Моховой?
— Зачем?
— Пожалуйста. На всякий случай.
— Глупо. Впрочем, если хочешь — изволь.
Они двинулись по Моховой. Пластов подумал: кажется, «гуляка» похож на того, кто следил за ним на Съезженской. Поймал себя на мысли: сейчас его больше волнуют не эти двое, а то, с какой редакцией связан Коршакеев. Шел одиннадцатый час, прохожих было довольно много, идущий рядом Хржанович хмыкнул:
— У вас нет пистолета?
— Нет, он мне и не нужен.
— Но разрешение, как у адвоката? Слушайте — купите пистолет. Рано или поздно эти двое до вас доберутся… Это были явные бандиты.
— Во-первых, у меня нет разрешения, оно кончилось четыре года назад. Во-вторых, зачем мне пистолет?
— Как зачем? — Хржанович хлопнул себя по коленям. — Купите без разрешения! Обязательно, Арсений Дмитриевич! Это бандиты!
— Чтобы испортить все дело? Меня отдадут под суд, только и всего.
— Но они же вас прикончат! Разве вы не видите? — Хржанович остановился. Пластов мягко взял его под руку:
— Вадим, ты же сам предложил пройтись. Так пойдем. — Двинулись дальше. — Тебе не кажется, если они хотели бы меня убить, они давно бы уже это сделали? Причем не помог бы никакой пистолет.
— Но ведь вы сами рассказывали — на пустыре? Ведь то, что было, явное покушение на убийство?
— Там было совсем другое. Уверен, те двое меня не ждали, здесь же… Согласись, вряд ли убийцы будут приезжать на черном «фордзоне» у всех на виду?
— Почему бы и нет?
— Потому что лучше сделать это втихую. Скорее кто-то просто хочет меня запугать.
— Возможно… Арсений Дмитриевич, не ругайте меня, а? Я хотел как лучше.
— Ты о чем?
— Представляете, от нечего делать зашел сегодня в торговое представительство фирмы «Шуккерт». На Невском, сорок два.
— Зачем?
— Не удержался, хотел посмотреть, что это такое. Сказал, ищу работу, предложил услуги. Секретарша явно из Петербурга, торговый агент скорее немец, хотя по-русски говорит чисто. Они меня довольно быстро выпроводили. Мест нет и не предвидится даже в отдаленном будущем.
— Естественно, ты там был совершенно лишним. Ч-черт…
— Вы о чем?
— Проверить бы их банковские счета. Все бы отдал за это.
— Я бы рад — меня просто не пустят в банк.
— К сожалению. Впрочем, попади ты туда, толку все равно будет мало. Не хочешь проделать один эксперимент? Зайди завтра в три редакции, «Петербургский вестник», «Биржевые новости» и «Новое время».
— Что, просто зайти?
— Загляни в отдел фельетонов… Нет, лучше в секретариат, и скажи фразу: «Я от Коршакеева, он просил передать, что материал о Глебове задерживается».
— И все? Одну фразу?
— Все, если не считать, что после этого ты должен сделать главное — запомнить, что тебе скажут в каждой редакции. Все до последнего слова. Не надеешься на память, запиши. И идем домой, уверен, если кто-то и стоял наверху, он давно ушел.
В Василеостровском почтовом отделении царило обычное утреннее затишье. За столом в зале не спеша перелистывал подшивку газет старичок в пенсне, юноша в форменном сюртуке, сидящий за конторкой, что-то писал. Войдя в зал, Пластов направился к нему, юноша отложил перо. Адвокат благодушно улыбнулся, протянул листок:
— Милостивый государь, у меня к вам величайшая просьба. Здесь номер и число денежного перевода, вы не могли бы проверить, действительно ли этот перевод был отправлен? Именно этого числа и именно этим номером?
Юноша взял листок, двинулся к конторке, Пластов добавил вслед:
— Фамилия переводящего — Ермилов. — Подойдя к Пластову, юноша показал запись. — Вот. Номер и число те, что указаны в вашей записке. Ермилов. Отправлен денежный перевод на имя Ермиловой. Двадцать рублей. Пятого числа-с.
На улице Пластов еще раз проверил адрес — почтовое отделение располагалось на Шестнадцатой линии. Пройдя немного, перешел мостовую, сел на скамейку и развернул на коленях карту Петербурга. Долго изучал левый верхний угол карты, ту часть, где были подробно обозначены как геометрически выстроенные линии, так и незастроенные места Васильевского острова. Сейчас Пластова не интересовала геометрия, густо заселенная горожанами; он внимательно просматривал вольные линии пустырей, берега и особенно — верхнюю часть, называемую Голодаем. Пустошь, на которой были обозначены два квадратика, адвокат тронул указательным пальцем; помедлив, твердо подчеркнул ногтем название: «Натальинская ферма». Принялся изучать теперь уже всю карту. Изучение это было дотошным, но, сколько Пластов ни всматривался, найти в городской черте еще одно место, которое называлось бы так — «ферма», — ему не удалось. Вздохнув, сложил карту, спрятал в карман. Оглянулся — Шестнадцатая линия, на которой находилось только что проверенное им почтовое отделение, вела прямо к Голодаю, Ферма… Конечно, Он должен был понять это раньше. «Ферма», которую, по всей видимости, наняли охранять Ермилова, не имела никакого отношения к сельскому хозяйству.
