И опять, как назло, память подсовывала картины домашних поваров-автоматов, которые всегда были готовы выполнить любой заказ. У его собственного автомата был приятный женский голос, ласковый и уютный. Голос говорил: «Что мы будем есть сегодня?»
Сначала его смешило это «мы», вложенное в машину каким-нибудь шутником, но потом привык. Да, это чудище перед ним мало похоже на милых земных помощников. Стоять молча было как-то глупо, и Надеждин сказал:
– Ну, здравствуйте.
Робот вздрогнул и отступил на шаг.
– Кто там? – спросил спросонок Густов.
– У нас гость, – сказал Надеждин.
Густов зевнул и сел рывком.
– С пустыми руками? – обиженно спросил он.
– Увы…
Проснулся и Марков, но не сел, а лишь повернулся, уставившись на робота. Он втянул носом воздух и поморщился.
– Хотя бы убрал, робот называется, – пробормотал он.
– Простите, – сказал Надеждин роботу, что все еще неподвижно стоял перед ним, – но мы хотим есть. – Он открыл рот, пощелкал челюстями и показал на рот пальцем. – Есть, – повторил он. – Понимаете? Вы принесли воду, нам нужна и пища. Ну, и убрать не мешало бы… – Он показал на кучку экскрементов на полу.
– Хороший собеседник, – вздохнул Густов. – Со всем соглашается.
– И ничего не делает, – добавил Марков. Он встал, потянулся, подошел к роботу, осторожно протянул руку. Робот дернулся, отступил на шаг. – Не бойся, маленький, – усмехнулся Марков.
Робот вдруг протянул руку и ухватил клешней руку Маркова. Тот попытался отдернуть ее, но было уже поздно, клешня плотно обхватила кисть.
– Спокойно, Сашенька, – сказал Густов, – сейчас он отпустит.
Марков замычал, попытался выдернуть руку.
– Не отпускает, – пробормотал он и вдруг застонал: – О, черт! Больно же!
– Хватит! – крикнул Надеждин роботу, понимая вею абсурдность своего крика. Но не мог же он стоять и смотреть, как этот ходячий металлолом калечит руку товарища.
Робот не двигался.
– Не могу больше, ребята, – заскрежетал зубами Марков, – не могу…
Он закусил нижнюю губу так, что она побелела. Свободной рукой он заколотил по массивному телу робота. Он еще раз попытался вырвать руку, но лишь еще больше побледнел и вскрикнул. Лоб сразу вспотел, в глазах плыли разноцветные круги.
Рассуждать было некогда. Абсурдно не абсурдно, но Надеждин и Густов не могли стоять и смотреть на искаженное от боли лицо товарища. Словно по команде, они бросились на робота и заколотили по его груди кулаками. Это была скорее инстинктивная реакция, чем разумный поступок, потому что робот, казалось, не чувствовал ничего, а его массивное туловище даже не шелохнулось. С таким же успехом можно было бы молотить кулаком о каменную стену.
– Отпусти! – заревел Надеждин.
Густов стал на цыпочки, пытался ударить робота по лицу.
Внезапно робот отпустил руку Маркова и быстро выскочил из помещения. Надеждин бросился было за ним, но дверь уже закрылась – плотно, как и раньше, и не видно было даже зазоров.
– Как ты, Саш? – спросил Густов.
– Кость, похоже, все-таки цела. – Марков морщился от боли и осторожно ощупывал здоровой рукой больную. – Спасибо, ребята.
– За что? – спросил Надеждин.
– Вызволили…
– Ты думаешь, он отпустил тебя из-за нас?
– А из-за кого же еще?
– Не знаю, – задумчиво произнес Надеждин. – Это как потолок…
– Может быть, – вздохнул Марков, – Но если они будут и дальше экспериментировать в таком же духе, нас может надолго не хватить. Представьте себе, что им захочется изучить наши внутренние органы… Не спеша, досконально покопается, поставит на место.
– Типун тебе на язык.
– М-да, недурной у нас получается контактик. Сидим взаперти, голодные, в собственном дерьме, да еще подвергаемся издевательствам, – сказал Марков.
– Другой бы спорил, – развел руками Густов. – Но кому жаловаться?
– Тш-ш, – сказал Надеждин, – по-моему, наш друг возвращается.
Они прислушались. Дверь снова распахнулась, впуская робота, нагруженного сумками с их рационами с «Сызрани». Он опустил их на пол и закрыл дверь.
– Ребята, – сказал Густов, – я беру слова обратно. В этом парне что-то есть… – Он поднял сумку, раскрыл ее.
– Живем, братцы, – сказал Надеждин.
– Пока, Коля, пока, – добавил Марков. – У нас уже вырабатываются рефлексы профессиональных узников. Дали пожрать – и слава богу.
Они набросились на еду.
* * *
Утренний Ветер медленно обвел глазами группу дефов, неподвижно стоявших вокруг него. Заходившее солнце удлинило их тени, и они вытянулись по красноватой траве.
– Иней, – сказал он, – рассказывай.
Один из кирдов выступил вперед:
– Корабль все еще на месте, его охраняют.
– На что он похож? – спросил Утренний Ветер.
– Он огромный.
– Что значит огромный?
– Ну, может быть, в тридцать или тридцать пять моих ростов.
– Ты не пробовал подойти поближе?
– Пробовал, но стражники не отходят от него.
– Сколько их?
– Пять, – сказал Иней.
– Может быть, стоит попытаться напасть на них? – спросил Звезда.
– Для чего? – спросил Утренний Ветер. – Даже если бы нам удалось справиться со стражниками, что бы мы делали с этим кораблем?
– Ты прав, – кивнул Звезда.
– Ведь не корабль же нас интересует, а те, кто прилетел в нем. Они должны быть в городе.
– Ты прав, – кивнул Звезда.
– Да, наверное, они в городе.
– Если бы мы только знали, где они…
– Может быть, они на круглом стенде?
– Может быть…
– Кому-то бы надо попытаться разведать, где они. Тогда мы могли бы…
– Это правильно, – кивнул Утренний Ветер. – Я бы хотел пойти.
– Нет, – сказал Иней. – Мы не можем остаться без предводителя, мы не можем рисковать тобой. Пойду я. Я умею идти, не привлекая к себе внимания.
– Давайте подумаем, как лучше разведать, где пришельцы, – сказал Утренний Ветер, – а потом снова соберемся и решим, кому и как идти в город. Кто сегодня охраняет лагерь?
– Я, – сказал Рассвет.
– Хорошо, будь внимателен.
Утренний Ветер осторожно переступил через разрушенную стену, обогнул зияющий чернотой провал и остановился. Это был его уголок, здесь, в развалинах, он любил думать. Каждый камешек на земле, каждый выступ на сохранившихся стенах был знаком ему…
…Никто не помнил, как появился первый деф и кто придумал это слово. Должно быть, это был обыкновенный кирд, у которого в один прекрасный день случайно замкнулись какие-то проводники в мозгу, внося перебои в стройный логический процесс мышления. И он ушел из города. С тех пор уходили многие, еще больше впадали в вечное небытие от оружия стражников.
