Тот отступил, но остальные кинулись на меня и схватили за руки. Я брыкался, но сделать ничего не мог. Я был в таком гневе, что абсолютно не чувствовал страха.
– В сарай червяка!
Меня швырнули на кучу вонючих сетей, но я тут же вскочил и расквасил нос тому, кто задержался, чтобы прочесть мне нотацию. Рыбаков было слишком много, и меня опять зашвырнули в сети.
– Проучить его надо маленько, вот что, – буркнул побитый, ощупывая нос:
Гнев мой испарился, как только я осознал ситуацию. Тут было не менее двадцати рыбаков, и многие держали дубинки для глушения рыбы, выброшенной на поверхность грума. Они толпились в дверях, разглядывая меня как опасное животное, и я впервые ощутил страх.
Вскочив, я быстро выпутался из сетей и влез по приставной лестнице на открытый чердак. Лестницу я сбросил вниз, и тут же понял, что надо было втащить её наверх. Яростные вопли слились в животный рёв, и я вспомнил о жажде крови, которая, по слухам, охватывает рыбаков во время грума.
Лестницу приставили обратно, и по ней полез какой-то дюжий рыбак. Я дал ему добраться до верху, а потом оттолкнул. Приземлился он неудачно, и злобный рёв усилился.
Принесли ещё несколько лестниц, и я уже приготовился столкнуть того, кто доберётся до меня первым, но это оказалась Чара. Она повернулась лицом к толпе.
– Прекратите!
Шум затих, и кто-то крикнул:
– Слезай оттуда, Чара!
– Хватит! Если вы рыбаки, то где же ваша гордость? Взгляните на себя, вы не лучше стаи груммеров!
Мужчины недовольно заворчали. Частично потому, что Чара была права, частично потому, что она не имела над ними власти.
– Это дело Уэйли, ему решать! – крикнула Чара.
– Правильно! Давайте его сюда! – подхватили в толпе, и настроение внезапно переменилось, жизнь моя была спасена.
– Спасибо!
– Пожалуйста, – сказала она недружелюбно, спустилась по лестнице и ушла.
Я почувствовал себя немного виноватым, но это чувство быстро сменилось скорбью, а вслед за нею вернулся гнев.
Я спустился по лестнице, и мои охранники напряглись.
– Дайте мне пройти.
– Ты должен дождаться Уэйли.
– Зачем?
– Сиди и жди.
В конце концов явилась Лонесса и коротко приказала:
– Пойдёшь со мной.
– Мы должны дождаться Уэйли, – запротестовал один из мужчин.
– Уэйли в Доме собраний.
Меня отпустили, но неохотно. По пути в Дом собраний я увидел, что тело отца уже лежит на платформе мотокара и на дорогу капает вода. В прошлый раз на этой платформе лежала сушёная рыба. Я готов был разрыдаться.
Нас ожидали Уэйли и Чара. Каффа не было. Мы с Лонессой заняли свои места. Без отца зал для совещаний казался мёртвым и пустым.
Уэйли заговорил первым.
– Я слышал, ты обвиняешь в этом убийстве моего сына Каффа.
Я молча кивнул. Чара не смотрела на меня.
– Ты молод и нетерпелив, – сказал Уэйли.
– Я знаю. Но это не меняет сути дела.
– О Кафф, мой единственный сын, – горестно пробормотал старик.
Лонесса потеряла терпение.
– Мы все скорбим о Бруно, – быстро заговорила она. – Мы почитали его как лучшего представителя Иама. Тебе будет очень трудно без отца. Но не следует винить в его смерти Каффа или ещё кого-то из Носса. Ты разумный молодой человек и можешь представить, как скажется на участи твоих сограждан подобное обвинение.
Значит, вот какую линию они избрали. Что ж, разумно.
– Речь идёт о моём отце, – напомнил я слабым голосом.
– И о моём сыне, – напомнил Уэйли.
– Ты говорил с ним?
– Да. Он все отрицает.
– Я хочу сам задать ему некоторые вопросы.
– Это ни к чему не приведёт. Он ответит то же самое.
– И ты ему веришь?
– Это мой сын, – повторил Уэйли.
– А ты, Лонесса?
– Я не знаю, как мыслят мужчины, – честно призналась она. – И не могу представить, что делалось в голове у Каффа, когда твой отец напал на него. Но если бы Кафф был женщиной… я бы сказала, он не убивал твоего отца. Однако важно другое: ты не должен высказывать свою версию в Иаме. Для вашего же собственного блага.
– Бруно был незаурядным человеком, – пробормотал Уэйли. – Со Стансом всё будет не так.
Я начал понимать, что мой безудержный гнев по большей части проистекал из страха. Без отца я полностью окажусь во власти Станса с его идиотскими выходками. Что теперь ждёт Иам? И Весну?.. Я просто не мог представить, как сообщу ей ужасную весть.
Чара сидела молча и мрачно наблюдала за мной. Теперь даже она против меня. Я уже сожалел о своём безрассудстве. Мне следовало оставить подозрения при себе… А после нанести ответный удар.
К моему удивлению, Уэйли предложил мне ночлег. Было уже поздно и очень холодно, и я принял предложение.
Дом оказался больше, чем у Станса, и спальные места располагались на втором этаже, являющем собой нечто вроде открытого балкона. Уэйли с трудом проковылял по лестнице наверх и указал мне на груду шкур, накрытую одеялом из шерсти локсов.
– Ты можешь спать здесь. – Он поколебался. – Много воды утекло с тех пор, как гости из Иама навещали мой дом. Твой отец ночевал у меня время от времени.
Тон его казался дружеским. Поблагодарив, я призвал воспоминания предков, и мы оживлённо поболтали о стародавних временах, как это любят делать немолодые люди. Я не знал, сколько лет Уэйли, но он был намного старше моего отца, хотя я и мерзкий Кафф почти ровесники.
– Во имя Ракса! А этот отморозок что тут делает?
Кафф заявился домой.
– Ночует, – мягко сказал Уэйли. – Я не могу отослать его в Иам посреди ночи.
– Нечего ему здесь торчать! Сейчас я набью ему морду. – Это была навязчивая идея Каффа. – Ракс! Я не убивал старого придурка. Я почти полдня чинил мотокар. А этот что делал? Увивался за Чарой! Отойди, отец, я дам ему в морду.
– Ради Фа, Кафф, веди себя прилично! В один прекрасный день тебе придётся стать предводителем.
– Скажу тебе прямо, отец, что всё изменится, когда предводителем стану я. Для начала этот несчастный Иам не получит ни крошки.
– Ты уже обнародовал свои взгляды. Но должен напомнить тебе, Кафф, что я всё ещё нахожусь на своём посту.
Я долго лежал без сна, раз за разом оживляя ужасную сцену в эстуарии. Кончилось тем, что я решил наложить запрет на этот эпизод, ведь несправедливо вынуждать потомков переживать моё личное горе. Ещё часть ночи я провёл, внедряя запрет посредством мысленной концентрации. Я избавил от этого кошмара память грядущих поколений.
Но только не свою.
Уэйли и Кафф ещё спали, когда на рассвете я покинул их дом. Воздух был свежий и морозный. Я заправил топку, разжёг дрова лучиной, которую взял в общественном нагревателе, и залез в кабину дожидаться, когда в бойлере образуется пар. От холода меня пробирала мелкая дрожь. Тело отца, окутанное побелевшим от инея одеялом, лежало на платформе за моей спиной.
