Он молил Провидение, чтобы в будуаре не оказалось ни служанок, ни мужа, чтобы Елена была одна. И Проведение вняло его молитвам. Елена лежала в одиночестве на своей роскошной кровати, размером чуть меньше вертолетной площадки. Над обшитым золотом ложем позолоченные столбы держали прекрасный балдахин из ткани, напоминающей парчу. Увидев пришельца, похожего на выходца из царства мертвых, хозяйка резко вскочила на колени, сдавленный крик ужаса словно замерз у нее на устах. Илар впервые в жизни видел, как сочные ярко-красные губы мгновенно становятся черными. Предупреждая возможный обморок или истерику, он вскинул руку и поторопился сказать на американском диалекте:
- Привет, Елена Смирнофф! Это я - Илар.
Она обмякла на постели и закрыла лицо ладонями. Ее тело едва заметно дрожало, как от болезненного озноба.
- Я присяду, с твоего разрешения, - сказал пилот, снимая шлем и отключая мимикрию костюма.
Он приблизился к кровати и опустился на мягкий пуфик, обшитый золотой парчой. Его с головой накрыла волна нежнейшего сладковатого аромата, изысканная атмосфера которого всегда была как бы неотъемлемым атрибутом этой странной женщины.
- Боже мой, Илар! - вскрикнула Елена тоже по-американски, губы ее вновь налились соком жизни и щеки пылали огнем. - Это ты... Я не верю своим глазам!..
- А уж как я не поверил своим, когда увидел тебя в видеозаписи, которую сделал на вашем базаре профессор Хейц, мой нынешний босс. Вот... решил убедиться лично... - он стянул с рук перчатки и бросил их в шлем.
- А-а-а... это тот, кто выдавал себя за торговца. - Елена встала с постели и накинула на плечи, поверх легкой полупрозрачной ночной рубашки, меховую пелерину. Ее знобило, хотя в апартаменте было жарко.
Илар тоже содрогнулся, но по другой причине. Он не мог поверить, что цивилизованная женщина может так спокойно, равнодушно заворачиваться в меха убитых животных. Мех был белым, искристым, невероятно красивым и безумно дорогим. Но это никак не умоляло того факта, что шкурки были СОДРАНЫ со зверьков, СПЕЦИАЛЬНО УБИТЫХ для этой цели. "Дикость и варварство! Неужели она так низко пала, чтобы не замечать этого?" - подумал он, всматриваясь в знакомую и одновременно какую-то чужую женщину, прихорашивающуюся сейчас у огромного бронзового зеркала.
- Что ты на меня так смотришь? - сказала она, глядя на него через полированный металл зеркала. - Я постарела, да?
- Нет, - ответил он сурово. - Просто... ты стала другой. Чужой, может быть.
Сказанное было правдой. За четыре года внешне она мало изменилась. Все тот же четкий античный профиль. Огромные синие глаза, обрамленные длинными ресницами, были все так же ясны и живы. Ни одна морщинка не посмела коснуться чистой гладкой кожи ее лица. Пышные золотые локоны были заколоты на восточный манер. Большие розовые соски высоких тугих грудей пытались пронзить невесомую ткань пеньюара. На этой воистину божественной фигуре не отразились ни многочисленные любовные романы, ни замужества... Линия талии и бедер была достойной лишь гению Создателя. Великий Леонардо впал бы в тоску от бессилия повторить ее. Илар явно различил сквозь ткань белый мраморный живот и темный треугольник под ним. (По ассоциации вспомнилось, что древние греки женский половой орган называли "дельтой".)
- Я замечаю, что мое тело тебя по-прежнему волнует, - сказала Елена, тоном многоопытной обольстительницы, каковой, впрочем, она и являлась.
Она села в некое подобие кресла, приняв нарочито сексуальную позу, и нервно затеребила рукой какую-то безделушку. Илар покраснел, но глаз от ее лица не отвел.
- Лично я от тебя никогда не отказывался и не изменял. Я любил тебя, а ты... ты!..
- Что - я? - произнесла Елена, скучнея лицом. - Если хочешь знать, я отвечала тебе взаимностью... может быть, не так, как ты себе это воображал... Знаешь, женщины бывают разными. Вот послушай: "Есть жены, страстные любовницы, тихие друзья, а есть женщины-царицы; они не любят, они дарят любовь". Так писал в мемуарах русский террорист Савенков, живший в конце XIX - начале XX веков. Так вот я - из категории женщин-цариц.
- Скромность никогда не была в числе твоих добродетелей, - горько усмехнулся Илар. - Все твои речи и цитаты - ложь и отговорки! Да-да! Ты притворялась, что любишь... а сама попросту использовала меня! Мои добрые отношения с сэром Чарльзом Ньюменом. Ты и его окрутила. А он хоть и дальний, но все-таки мой родственник. Бедный дядюшка... впал в меланхолию, забросил свою политическую карьеру и стал писать стихи, да еще в китайском стиле. Это в его-то возрасте! Недаром его коллеги считают, что старичок съехал с рельсов...
- Зато ему будет что вспоминать, - ехидно ответила красавица.
- Да?! А что вспоминать мне? Твои фальшивые объятья?! Ты провела меня, как глупого мальчишку!
- Почему же - "как", - усмехнулась хозяйка дворца, - Ты и был глупым мальчишкой. Впрочем, ты и сейчас мальчишка...
- Ах, вот как! - гневно вскрикнул пилот и вскочил с места.
Елена тоже встала и, сцепив руки, гордо взглянула на него.
- Я специально разозлила тебя, чтобы дать повод хоть как-то успокоить твою совесть и позволить тебе довести до конца твою миссию. Ты ведь прибыл сюда, чтобы АРЕСТОВАТЬ меня, не так ли? Ну что ж, я готова. Можешь звать цепных псов из ОХРАНКИ. Где они? Стоят за дверью?
- С чего ты взяла, не говори ерунды. Я здесь один.
- О! Я опять забылась! Я вновь завысила свою значимость. Конечно, со слабой женщиной легко справится и один закованный в броню мужчина. Значит, ты теперь в Бюро?..
- Нет! Я же сказал - нет! Уверяю тебя, мы здесь совершенно случайно... то есть, конечно, не случайно, а согласно институтского плана полевых работ. Но ты тут совершенно ни причем, как, впрочем, и Бюро по Охране Времени.
- О'кэй! - согласилась Елена и с миролюбивым видом прилегла на кровать, опершись на локоть. - Я верю тебе... Честно сказать, вы с профессором очень напугали меня. Когда моя служанка похвасталась клипсами, какие в Нью-Йорке продаются на каждом углу, и сообщила, что приобрела их на базаре у заезжего торговца, мной овладела паника. Я решила, что меня каким-то образом выследили и пришли по мою душу...
Вначале я хотела спрятаться, но потом поняла, что это глупо... и поступила наоборот. Разыграла из себя добрую, гостеприимную самаритянку и зазвала торговца к себе в дом, чтобы все у него выведать. Судя по тому, что он не знает меня в лицо, во мне затеплилась надежда ошибочности моих предположений. Однако старикан мог ведь и притворяться, а мог быть и в сомнении. И когда пришел ты, хорошо меня знающий, я была в таком смятении... Теперь ты, кажется, меня успокоил. Можно перевести дух. Ну, как твои дела?
