Было совсем темно, когда в комнату вошел Фрезер. Он стоял за моей спиной и смотрел на Маас. Прикрытый заслонкой красный огонек дебаркадера против моего окна дробился на волнах спокойной реки. Узкой красноватой полоской вставало на горизонте зарево. Чугунные литые украшения на куполе собора, казалось, ожили.
— Горит нефтеперегонный завод,- тихо сказал Фрезер.-Вчера в Антверпене фашисты приказали евреям надеть специальные повязки, и все жители вышли с такими повязками.
— А как крестьяне-фламандцы?
— Вначале было плохо…
— Они поверили немцам?
— Поверили было, но когда пришли налоговые инспектора и началась реквизиция скота и хлеба, они быстро прозрели… И теперь германский солдат не рискнет в одиночку пройтись по улицам фламандской деревни. Видите это зарево? В Савентгейме пожар… Вы знаете, господин Меканикус, этот завод?
— Шинный завод? Знаю.
— Бельгия горит!..
Мы долго смотрели на реку. Потом Фрезер направился к выходу.
— Жак,- сказал я,- подождите. Я пойду с вами!
Фрезер живо обернулся.
— Я приду завтра…
И он пришел. Разложил на столе мое охотничье оружие. Критически осмотрел его.
— Нет,- сказал он,- не годится! Что вы можете делать?
— Я хорошо стреляю. У меня были призы.
— Что еще?
— Ну, я могу… Я хочу быть вместе с вами!
— Что еще вы умеете делать?
— Я ученый. Понимаете, Фрезер? Инженер-химик.
— Вы химик? Так почему вы до сих «пор молчали?
Мы прошли в мою домашнюю лабораторию.
Фрезер был поражен.
— Да у вас… А еще молчали! Окна мы завесим… Вам нужен лаборант? Пришлю.
— Мне помогал Ян…
— Я пришлю вам человека. У меня есть на примете. А нам… нам нужен… такой материал, понимаете?
— Понимаю,- ответил я.- Это элементарно.
— Нам нужно много,- сказал Фрезер.
— У меня есть подвал.
— Ив нем можно работать?
— В нем работали много веков, не совсем удачно, правда…
Никогда я еще не видел такого исполнительного механизма, одним из действующих частей которого я стал. Внизу, в подвале, сваривали трубы. Фрезер был хорошим электриком. Он присоединил сварочный аппарат к кабелю под нашим тротуаром. Я произвел несколько предварительных опытов, дал задание на сырье.
Какое-то необыкновенное спокойствие воцарилось в моей душе. И когда вдалеке слышались взрывы, когда мимо меня проносились немецкие санитарные автомобили, я особенно крепко спал в такие ночи.
Дом наш был очень удобно расположен. Им никто не интересовался, а может быть, сыграло свою роль и мое фламандское происхождение. Национальная привилегия в этом смысле меня вполне устраивала.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
«ПРЕСТУПЛЕНИЯ» РОДА МЕКАНИКУСОВ. СЕКРЕТ ПУРПУРНОГО ЛОСКУТА
I
И вот пришла долгожданная победа. Жизнь понемногу входила в свою колею. Я стал работать на химическом комбинате близ Льежа, дома бывал редко.
Иногда ко мне приходил Фрезер. Он продолжал борьбу. Правительство Пьерло приказало силам Сопротивления, мужественно боровшимся против фашизма, сдать оружие.. Католические партии требовали возвращения короля-предателя на престол. Вновь поднимали голову бельгийские фашисты.
Фрезер рассказывал об этом с горящими глазами. Я любил этого человека, но не разделял его коммунистических взглядов. Мне казалось, что мир есть мир, что он хорош, каким бы ни был, и что все в конце концов устроится.
В первых числах мая я получил письмо из Льежа. В нем говорилось, что меня хотят видеть по делу моего отца, Юстуса Меканикуса. Я отправился по указанному адресу. В небольшой льежской гостинице меня ждал, очень подвижной, несмотря на более чем преклонный возраст, человек. Он назвал себя. Имя это было мне знакомо, хотя сразу я не мог вспомнить, где и когда я его слышал.
— Много лет назад,-сказал мне Анри Рюдель, адвокат и «немного историк», как он себя отрекомендовал,- я энавал вашего отца, Юстуса Амедео Меканикуса. Вас тогда, простите, и в помине не было… В 1918 году я должен был неожиданно покинуть Париж… Для адвоката интересоваться, я бы сказал, слишком интересоваться, историей происхождения богатств некоторых влиятельных фамилий небезопасно… Я вынужден был покинуть Париж. Да, да, голубчик! Мне так и хочется назвать вас Юстусом: вы удивительно похожи на него. Весть о его смерти застала меня в Южной Америке.
Только теперь я смог вернуться во Фракцию, только теперь! Все мои вещи были сохранены семьей привратника. Он сам, бедняга, давно умер. Все было свалено в одну из комнат. Но все уцелело. Даже письма, которые пришли ко мне сорок лет назад. Письма от людей, покинувших этот мир. Среди них был и пакет с очень любопытными бумагами, присланный вашим отцом.
Рюдель расстегнул свой портфель и вынул большой конверт. Чернила, которыми был написан адрес, выцвели от времени.
— Ваш отец,- сказал Рюдель,- просил установить подлинность некоторых фамильных документов семьи Меканикусов. Когда-то я специализировался по истории Арабского Востока, возился со старинными рукописями, увлекался расшифровкой, экспертизой, стал близок к криминалистам…
И вот я вернулся в Париж. Огорчаясь утратами и радуясь воспоминаниям, я перебирал старые письма, но мое особое внимание привлекли эти бумаги, особое! Перечитывая их, следя за удивительной судьбой этих документов, особенно одного из них, я вспоминал вашего отца. Итак, все эти документы, несомненно, подлинные и отвечают тем датам, которые стоят на них. Подпись Роджера Бэкона… Вы знаете, о чем идет речь?
— Очень хорошо знаю. Мы никак не могли объяснить причину вашего молчания,- поспешно сказал я.- Продолжайте, прошу вас.
— Так вот этот-то документ представляет для меня наивысший интерес…
Рюдель вынул из конверта старинный пергамент. Я сразу узнал его.
— Волею случая он сопровождал вашего предка Одо Меканикуса в странствиях, и многое отразилось на оборотной стороне пергамента. Некоторыми специальными методами я выявил все, что когда-либо было на нем неписано. Смотрите: ясно видна запись, сделанная Роджером Бэконом, а вот, вглядитесь…
— Здесь написано по-латыни. Я различаю слово «константис», постоянный…
— Совершенно верно! — подтвердил Рюдель.- Эта надпись крупными буквами поперек пергамента не что иное, как мерзкое глумление над стариком Готфридом Компьенским, первым учителем Одо…
— Ее приказал сделать обманутый виконт?
— Совершенно верно! Мне она показалась очень важной. Если воспоминания Одо Меканикуса подлинные, а все — и бумага, и чернила, и манера письма, и стиль — говорит за это, то оставалось выяснить, правдивы ли они. Ваш славный мальчуган Одо Меканикус утверждает, что он снял этот пергамент с виселицы. Помните? Так почему же на оборотной стороне документа нет этой надписи? Непонятно… Мне пришло в голову, что надпись могли сделать не чернилами, а, скажем, древесным углем. И я установил, что это действительно так. Я вспомнил известный криминалистам случай, который произошел во время первой мировой войны, когда неожиданно выяснилось, что германская разведка умеет читать все, что написано даже без чернил. Вы слышали об этом? Нет? Я сейчас не помню подробностей, но дело заключалось в том, что германская разведка предложила одному государственному деятелю Франции продать за огромные деньги очень важный военный секрет. Для безопасности ему было предложено написать свое донесение не секретными симпатическими чернилами, а простой холодной водой. Оказалось, что как бы легко ни касалось листка — бумаги перо, его острие рвет волокна верхнего слоя бумаги. Эти невидимые глазу разрушения обнаруживаются при помощи паров металлического йода.
